бросил? — Он нахмурил брови и выглядел от этого как-то по-детски, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку.

— Ты не пришел на вокзал… я тебя ждала, ждала…

Я вспомнила свой страх, вспомнила, как мучительно тянулось время ожидания, как я считала минуты, как бросалась навстречу каждому похожему человеку…

— Ах ты об этом? Так это мама… она мне сказала, что… это все она, если бы не она… ты же знаешь маму…

— А своей головы у тебя нет? Сколько тебе лет? Ты всю жизнь так и будешь оглядываться на мать?

— Но, Лизанька, ты ко мне несправедлива… я думал, что так будет лучше… лучше для нас обоих… И мама… она считала, что поодиночке нам будет легче спрятаться…

Ага, про его маму я все знаю, она пыталась сдать меня бандитам, свалив пропажу денег на меня. А вот интересно, Михаил об этом знал, когда бежал? Почему-то мне казалось это важным, хотя какая сейчас разница…

Я слушала его вполуха и все приглядывалась к нему.

Тональный крем постепенно впитывался, и синяк на скуле проступал все сильнее. И тут я поняла, что мне напоминает этот синяк.

Точно такой же синяк на том же самом месте был у того бомжа — Степаныча кажется, — который сдал меня людям Аргольда… Правда, потом все же предупредил…

Стало быть, синяки поставила одна и та же рука.

И тут мне все стало ясно.

Люди Аргольда схватили моего мужа, теперь уж точно бывшего, побили и заставили прийти сюда, чтобы…

Я не закончила эту мысль и резко проговорила:

— Какой знакомый синячок! А ведь я знаю, кто тебе его поставил! Узнаю почерк!

— Что? — переспросил он, машинально прикрывая синяк рукой. — О чем ты?

— Знаешь, уходи-ка ты лучше отсюда. Нет между нами больше ничего общего!

— Лизанька, как ты можешь так говорить? — забормотал он обиженно. — Как ты можешь перечеркнуть все, что у нас было?

Нет, ну какой подлец все-таки!

— Ну, если ты не хочешь уходить — я сама уйду…

Я встала и шагнула к двери.

И тут же Михаил вскочил, метнулся вперед и встал между мной и дверью. Я попыталась его обойти, но он вцепился в мою руку. Вцепился крепко, как клещ.

Я додумала свою прерванную мысль.

Люди Аргольда отправили его ко мне, чтобы он меня задержал. Задержал до их прихода. Как они узнали, что я здесь? Да из-за телефонного звонка! Я же позвонила свекрови, чтобы предупредить ее насчет Михаила! А они ее слушали, потом взяли Михаила, запугали его, и он согласился сдать им меня, трус несчастный! И ведь били-то несильно, подумаешь, всего один синяк поставили! Ну надо же, и за этой дрянью я два года была замужем!

И тут же, в подтверждение моей правоты, Михаил покосился на окно.

Он явно ждет тех людей с минуты на минуту!

— Отпусти сейчас же! — крикнула я зло. — Отпусти, скотина! Отпусти, предатель!

— Ты что? Как ты можешь? — бормотал он и крепко держал меня за руку.

— Отпусти!

И тут за моей спиной раздался грохот, треск, и в комнату ворвался Оська. Каким-то непостижимым образом он вырвался из сарая, куда я его загнала, открыл дверь и влетел в дом — мне на помощь!

Михаил испуганно оглянулся.

Оська прыгнул на него и вцепился зубами в руку. Хватка у него железная, как у бульдога, мне даже показалось, что я слышу треск перекусываемой кости.

Михаил завизжал от боли и страха и, разумеется, отпустил меня.

Я вылетела на улицу и крикнула Оське:

— Брось этого гада! Бежим, пока не поздно!

Он, как ни странно, послушался и выбежал за мной.

Я бросилась к калитке…

Но тут к нашему дому подъехала черная машина, из нее высыпали несколько человек в черном (наверное, их было не больше трех, но мне было не до подсчетов).

Я в панике метнулась обратно.

Калитку уже ломали.

Возвращаться в дом не имело смысла, тем более там был Михаил…

И тут я увидела подвальное окошко — то самое, которое я не так давно обследовала и закрыла… совершенно напрасно я его закрыла…

Я выбила окно пинком ноги и нырнула в подвал.

Преданный Оська последовал за мной.

Вслед ему прогремел выстрел, но стрелок, к счастью, промахнулся, Оська успел проскочить в подвальное окошко.

В подвале я перевела дыхание и огляделась.

Успокаиваться рано, люди Аргольда запросто найдут нас здесь… это только дело времени…

К счастью, единственное окошко было маленькое.

Я придвинула к нему тяжеленный стеллаж с какими-то железяками, пихнула к шкафу все, что нашлось в подвале: спинки от кровати с медными шишечками, какие-то ящики, мешки… — в общем, забаррикадировалась, как могла.

И затихла как мышь, прижав к себе Оську.

Наверху раздавались громкие голоса, потом еще выстрел, затем над нашей головой громко затопали…

Люди Аргольда сломали калитку и вбежали на участок.

— Где она?

— Кажется, она бежала куда-то туда, — один из них махнул рукой за дом.

Тут на крыльце появился Михаил, он стонал и придерживал левой рукой окровавленную правую.

— Я пытался ее задержать! — верещал он. — Она натравила на меня собаку! Помогите мне, я истеку кровью!

— Да пошел ты! — отмахнулся от него боец. — Ни на что не годен… — И, пробегая мимо, нарочно пихнул эту мразь плечом.

Михаил взвыл и осел на некрашеные доски крыльца.

— Осмотрите дом! — распорядился старший группы. — Она должна быть где-то здесь…

Тут около первой машины остановилась вторая, из нее выбрались три человека, впереди бежал невысокий кряжистый мужчина лет сорока с широким, несколько квадратным лицом.

— Стоять! — крикнул он на бегу. — Полиция!

— Да пошел ты, — отмахнулся старший из людей в черном.

— Что значит — пошел? — возмущенно воскликнул капитан Кокушкин — а это был именно он. — Это ты мне, при исполнении? Да у вас оружие! И вы взломом проникли в чужое домовладение! Руки вверх! Стоять на месте! Вы арестованы!

— Да ты не знаешь, с кем связался!

— А мне это без разницы!

Один из людей Аргольда вытащил пистолет, но Кокушкин ловко обезоружил его, заломил руки за спину и надел наручники, удовлетворенно бормоча:

— Угроза применения оружия к сотруднику при исполнении им служебных обязанностей…

Через несколько минут все люди Аргольда в наручниках сидели в полицейской машине и внятно ругались.

Михаил с прокушенной рукой тихо подвывал на крыльце.

Кокушкин приказал одному из своих спутников оказать ему первую помощь, но, когда Михаил попытался незаметно улизнуть, пресек эту попытку и усадил его вместе с арестованными.

— Я к ним не имею никакого отношения! — ныл Михаил. — Я сам — исключительно