Директриса, видя такое безумие, хмыкнула, сказала «ладно», велела завучу срочно переделать расписание, а родителям сообщила, что Тюшкевич командирована на курсы повышения квалификации федерального масштаба.

Люба распихала кота и гусей по соседям и с головой нырнула в красивую жизнь.

И вот – «королевский тур». Ах, море!.. Рассветы и закаты, кофе в постель, белоснежный махровый халат, цветущие олеандры, ласковые волны. Шум прибоя, задорные крики молодежи, энергичные ритмы дискотеки. Катания на яхте, ночные заплывы голышом, нега праздности. Терпкое «Мерло», дымчатый виноград, истекающий соком персик. И, главное, Люба с Вадиком – короли пляжа, самая красивая пара побережья, отчаянная любовь зрелых людей.

Всё было волшебно. Деньги, правда, таяли, расходились на «сюрпризики» другу друг, на мелочёвку. Но Люба о финансах не переживала, полагаясь на надежное плечо Вадика: «Он всё решит! Он всё может!» Курортная жизнь ей так понравилась, что она уже строила планы на поездку в зимние каникулы.

Наступили школьные будни. На работе Люба летала – в перспективе у неё была «завтрашняя радость», встреча с Вадиком. Они перезванивались, перебрасывались сообщениями. Люба напомнила о долге: «Дорогой, мне надо гасить кредит, пришли, пожалуйста, денег. Положи на карточку, очень жду». «Да-да, милая, минутку терпения, как раз занимаюсь своими счетами».

Но у Вадика разворачивался настоящий детектив с его бизнесом. Он рассказывал, как его прессуют налоговая, банк, менты – все хотят проехать на горбу трудяги-предпринимателя. «Любушка, милая, прости, не могу быть у тебя в эти выходные, работаю с ребятами в мастерской, делаем „левый заказ“, мимо кассы, чтобы погасить коммунальные. Плюс бензин, моя лошадка его много кушает, плюс я тебе должен, моя радость. Я всё-все помню. Не скучай, я тоскую по тебе ещё больше – невыносимо».

Люба перезаняла денег, ужалась в тратах, и – страшно переживала за Вадика, который никак не мог выбраться из потока дел. Они не виделись уже две недели! Люба безумно скучала, но Вадик пропадал в мастерской, «падал на амбразуру», как он говорил. Выбраться на Выселки у него не было никакой возможности.

И тогда Люба задумала сюрприз. Хозяйка она первоклассная – выпечка, торты, пирожные – в этом искусстве ей нет равных. Она даже на заказ иногда готовила, да и через Интернет кое-что сбывала, имея за это небольшую «копейку». И вот Люба напекла пирожков с начинкой (всё своё – яблоки из сада, картошка с огорода, грибы из леса), уложила в корзинку-лодочку, закрыла гостинец белоснежной салфеткой и отправилась к Вадику, чтобы порадовать его домашней едой. Люба предвкушала славный вечер в семейной обстановке и блаженно улыбалась в ожидании тёплой встречи.

Однажды она уже гостила у любимого, дом и улицу хорошо запомнила. Вадик жил в пятиэтажке, в скромной квартирке на первом этаже. Вообще, у него есть свой угол, но сейчас он, как примерный сын, вынужден был призревать престарелых родителей. Они беспомощные, полуслепые, «божьи одуванчики», и, естественно, он не может их оставить. А брак Вадика распался, потому что «бывшая» плохо относилась к его сыновнему долгу. Скандалила с родителями, унижала их и даже отказывалась готовить!.. «Не хочу вспоминать о ней, Люба. Получается, что я тебя с ней сравниваю. А ты – ангел! Неземное создание, совершенство».

Предвкушая радость, которую она доставит Вадику своим «секретиком», Люба выдвинулась из Выселок на улицу Мира. День был пасмурным, неласковым, стремительно клонился к закату. Сердце у Любы колотилось так, как будто ей предстояло первое в жизни свидание. Она расплатилась с таксистом на перекрёстке и решила пройти немного пешком, чтобы утишить бурю чувств.

Вот и дом Вадика. В угловом окне, где у него кухня, приветливо горит свет. И – Люба остолбенела от увиденного – на подоконнике сидел Вадик и страстно целовался-миловался с рыжей девкой, очевидной «при-ха-ха»!.. Девке на вид было лет двадцать, не больше.

Любу будто током дёрнуло (она потом объясняла сочувствующим – это было состояние аффекта, помрачение сознания, словно ею завладели потусторонние силы!), обида, гнев, боль – это всё позже к ней пришло, а в тот миг не было никаких «чувств», одно только действие. Люба схватила пол-кирпичины, так удачно подвернувшиеся под руку, и, не раздумывая, изо всех сил метнула в окно.

Звон стекла, истошный крик рыжей, громкая брань Вадика! Крушение любви, подлый обман, связь с альфонсом! Да он жил за счёт родителей-пенсионеров и обманутых баб! Нигде ни дня не работал! Да он же… Он даже жениться на ней не обещал! Она ему деньги заняла без расписки!..

Люба, держа спину прямо, обливаясь беззвучными, горючими слезами, поцокала на огромных шпильках (она так старалась быть красивой и модной для него!) по кривоватой улице Мира, держа на согнутой руке корзинку с духовитыми пирожками. Сентябрьский злой ветерок гнал одинокую листву по пустынной улице, а она всё твердила себе: «Дура! Чудес не бывает! Подлец!..»

В ужасном смятении чувств, клокоча от смеси жалости и презрения к себе, Люба, прошла, наверное, минут двадцать, как вдруг сзади резко завыла сирена, забибикала полицейская машина. «Гражданка, проследуйте с нами для выяснения личности!»

В участке Люба, рыдая, поведала свою историю полицейским. Ничего не утаила: и про то, как Вадик её кредит прогулял, и про королевский отдых в Анапе, и про пирожки, естественно. «Заберите, ребята, себе! Я их с такой любовью готовила!..»

Мужики поставили чайник и с пирожков сняли дегустацию. И да, признали: шедевр кулинарии!

– Как же вы, образованная женщина, учительница, попали в такую историю?!

– А как мужчине можно не верить? – срезала их Люба железным аргументом.

Лейтенант Лейкин (он был за главного) сказал сержанту, заполняющему протокол:

– Давай не будем оформлять «хулиганку», проведём как «административку». Штрафом отделается. Жалко женщину.

Вот, путь к сердцу полиции лежит через пирожки! Не будь их, в школу бы сообщили про битьё окон, поднялся бы хай-вой, и с работы её, естественно, попёрли бы. А так – окно разбилось от случайных причин.

Конечно, пирожки – только начало, она потом в полицию ещё двух гусей притащила, чтобы ребята окончательно замяли дело. Вадик оказался мстительный, стал на неё писать и в область, и в прокуратуру. Но, во-первых, полицейские ей сочувствовали, как жертве аферизма, а во-вторых, халявщик Вадик мог только поклёпы и кляузы рассылать, а гуси есть гуси! Пустое брюхо – к закону глухо.

По перрону кружила пушистая метель. От этого танцующего, вихревого снега веяло чем-то таинственным, волшебным, как всегда бывает в святочные вечера. Как будто она смотрела про себя кино – со стороны. И вроде вагон новенький, все пассажиры, даже пенсионеры, с мобильными телефонами, а всё рано, такое чувство, будто она оказалась в XIX веке. Из-за снега – так он был красив, словно посланник иных миров и времён.

Компания в купе подобралась душевная: она, сестра с мужем (они недавно поженились и чуть-чуть важничали; а то вдруг у них возникали размолвки, но они их гасили с такой нежностью и наивностью, что невозможно было не заметить их любви). Четвертым был парень-программист. Он сразу втянулся в общий разговор, они познакомились, а потом стали играть в карты – в дурака, двое на двое.