американские журналисты документально, письмом самого Троцкого, подтверждают все сказанное Сталиным в его докладе.

Однако то, что казалось страшным злом Сталину и чудовищным преступлением народу, который потому и поддерживал массово репрессии и расстрельные приговоры, для части властной элиты оказалось не страшным и не убедительным. Например, для Хрущева, который, придя к власти после смерти Сталина, преподнес все случившееся совсем в другом свете и начал реабилитацию обвиненных в троцкизме и тех, кто когда-то был с ними связан.

Почему?

Оставим в стороне личные качества Хрущева, о котором, например, профессор Промакадемии имени Сталина Александр Соловьев в своем дневнике в январе 1931 года сделал запись: «Меня и некоторых других удивляет быстрый скачок Хрущева. Очень плохо учился в Промакадемии. Теперь второй секретарь, вместе с Кагановичем. Но удивительно недалекий и большой подхалим».

Оставим в стороне и некоторые обстоятельства личной жизни «великого реформатора» – такие, как наличие сына-предателя, попавшего в плен к немцам и потом за это расстрелянного уже нашими, за смерть которого Хрущев, как говорят, неосторожно при свидетелях поклялся отомстить Сталину, хотя бы мертвому. Живой Сталин для него был не по зубам.

Важнее, видимо, другое. Давно не секрет, что Хрущев сам симпатизировал троцкистам и уцелел лишь потому, что был слишком мелкой сошкой, к тому же сумел убедить Сталина, будто искренне заблуждался, а теперь исправился. Иначе говоря, Хрущев был как раз из тех, кто принадлежал к «троцкистской массе», разделявшей идеологические воззрения Троцкого, но не посвященной в конечные цели «политических деятелей», которые они не собирались обсуждать даже с «троцкистской верхушкой». Надо думать, что Хрущев (как, вероятно, и остальная «троцкистская масса», которая отнюдь не вся была репрессирована и расстреляна) не поверил словам Сталина об истинных целях троцкистов, а продолжал считать Троцкого «более правильным и последовательным революционером», чем «отец народов», который «предал» дело мировой революции, заговорил о патриотизме, забыв об интернационализме, и даже пошел на уступки «церковникам».

Все это Хрущев, придя к власти, тут же начал «исправлять», для начала устроив над Сталиным такой же «показательный процесс» под названием «разоблачение культа личности», какой Сталин устраивал над троцкистами, сам выступив в роли прокурора, нанеся своими «разоблачениями» такой вред международному коммунистическому движению, от которого оно уже не смогло оправиться. Например, число членов французской коммунистической партии после XX съезда КПСС сократилось в 10 раз, от СССР отвернулся Китай, который не считал Сталина виноватым. После хрущевских «разоблачений» Мао сказал: «Хрущев вложил меч в руку врага и поможет тиграм расправиться с нами. Если Советам меч ни к чему, то мы никогда не выпустим его из своих рук и распорядимся им как следует. Пусть в Советском Союзе оскорбляют его вождя, но мы всегда будем чтить его память и считать его мудрейшим из политиков XX века».

И действительно, авторитет СССР в мире стал серьезно падать. Словом, в международной политике Хрущев сделал то, за что ему были должны поставить памятник все мировые антикоммунисты. Зато Хрущев как преданный сторонник мировой революции пытался провозгласить любую страну, потерявшую колониальную зависимость, социалистической, мало обращая внимания на действительный характер установившегося в ней строя.

Некоторые критики Хрущева записывают его, как и Горбачева с Яковлевым, в тайные «агенты влияния», приводя в доказательство его многочисленные поездки за рубеж, его встречи с руководителями западных государств, о договоренностях которых мало известно.

Но и без прямого предательства, одних хрущевских преобразований, вполне троцкистских по своей сути, хватило, чтобы ввергнуть страну в пучину политического и экономического кризиса. «Целина», «совнархозы», «кукуруза», «ликвидация МТС», «запрет чистых паров», «материально-техническая база коммунизма к 1980 году», «специализация парткомов», «агрогорода», «борьба с религией», «урезка приусадебных участков», «неперспективные деревни», передача русских областей и городов национальным республикам – все это и многое другое лишь ускоряло губительный процесс общего разложения, механизм которого был запущен Хрущевым сразу после захвата власти.

Однако самым главным ударом по стране стала потеря народом веры в правильность пути, по которому идет Советское государство, потеря веры в ее руководство – ведь если уж Сталин, с именем которого шли на смерть, оказался таким негодяем, то что говорить о других? Что говорить о самом Хрущеве, который столько лет преданно служил «тирану», а заговорил о его «преступлениях» только когда его не стало? Что говорить о других сталинских соратниках, которые, если верить Хрущеву, раньше от страха перед ним беспрекословно подчинялись «вождю-преступнику» и служили ему, а если не верить, то почему теперь они также молча, без возражений слушают, как на него выливают ведра грязи? Могут ли так вести себя честные, порядочные люди? Ответ был очевиден: верить никому нельзя. Так началось разрушение советского общества, и в стране появились первые диссиденты.

Сам же Хрущев, уже находясь на пенсии, написал в своих «воспоминаниях»: «Социалистический строй может победить в мире при условии, что им будет достигнута более высокая производительность труда, чем при капиталистическом строе. Наша производительность труда сейчас ниже, чем в ФРГ, Франции, Англии, США, Японии. Мы бьемся над этим столько лет, имеем такие просторы, такие ресурсы и никак не можем создать нужных запасов… Нельзя увлечь за собой народ только рассуждениями о марксистско-ленинском учении. Если государство и обещанная система не дают людям материальных и культурных благ больше, чем их обеспечивает капиталистический мир, бесполезно звать людей к коммунизму».

Хрущев только не написал, что это не его мысли, что он снова практически полностью повторяет слова своего тайного кумира Льва Давидовича, учению и методам которого он следовал, придя к руководству государством.

«Сознание Троцкого было сформировано на основе преклонения перед буржуазным Западом, его научно-промышленной мощью, – пишет в своей книге «Кто развязал Большой террор?» известный историк Александр Елисеев. – Троцкий не верил в то, что Россия способна сама построить социализм или хотя бы серьезно поднять свое хозяйство. «Отстояв себя в политическом и военном смысле как государство, – писал он в 1922 году, – мы к созданию социалистического общества не пришли и даже не подошли. Борьба за революционно-государственное самосохранение вызвала за этот период чрезвычайное понижение производительных сил; социализм же мыслим только на основе их роста и расцвета… Подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы» («Программа мира»).

Сердце Троцкого принадлежало Западу, в особенности – США, с чьими спецслужбами он сотрудничал на закате своей жизни».

А кому же принадлежало сердце Никиты Сергеевича? Неужели тоже Западу, который он то хоронил, то пытался догнать и перегнать, считая его более высокоразвитым обществом, чем СССР? Во всяком случае, как мы знаем, его потомки живут на Западе и, продолжая дело своего отца и деда, не перестают поливать грязью Россию.

К счастью, в 1964 году