Затем настал черед деда и бабки Акиниманби, а за ними высказались и остальные мулинцы. Опыт оказался крайне познавательным: как выяснилось, прожив среди них все эти месяцы, мы все еще не вполне представляли себе эффект нашего присутствия. Из-за нашей готовности пусть и неумело, но участвовать в общих трудах, к нам относились с терпением, но неумелость наша обременяла остальных куда сильнее, чем мы думали. И это, очевидно, явилось для мистера Уикера и Натали таким же откровением, как и для меня. Конечно, ритуал был затеян не ради них – ведь это не они якобы подпали под власть злых чар, но организован он был так, что никто из нас не мог не заметить своих ошибок.

Фадж Раванго, не желая говорить лишнего при мулинцах, высказался просто:

– Ты дала обещание, – сказал он. – Ты еще не исполнила его. Если ты намерена его сдержать, думаю, колдовство тебя не постигнет. Но если в душе ты не желаешь этого, колдовства не миновать.

Обещание, данное оба… Намерена ли я сдержать слово? Этого я и сама не знала. Не стоило давать обещаний так слепо: по сути, я обещала добыть для Анкуматы то, что принадлежит другим людям, не понимая, насколько оно для них ценно. Конечно, я не теряла надежды найти решение, узнав больше, но – что, если надежда не оправдается? Чем тогда поступиться: словом, данным оба, или долгом перед теми, кто сейчас рядом?

Когда очередь дошла до Натали, она несколько замешкалась и оглядела сидевших у костра.

– Я… Пожалуй, я не смогу высказать все это на вашем языке. Это будет нелегко.

Но Дабумен только махнул рукой.

– Твои слова – для твоей сестры и для духов. Они тебя поймут.

Сознаюсь, это принесло мне немалое облегчение. То, что могли сказать друг другу мы, ширландцы, могло быть сказано только друг другу – пусть и в присутствии мулинцев. Обрадованная не меньше, чем я, Натали заговорила по-нашему:

– Если честно, даже не знаю, что и сказать. Я думаю, скрывать, что тебе плохо, с твоей стороны было чистым идиотизмом. Но, кроме этого, мне не за что обижаться на тебя, а вот благодарна я тебе за многое.

– Твой отец с этим не согласился бы, – с иронией откликнулась я. – Думаю, если уж кому-то и захотелось бы проклясть меня, то ему – в первую очередь.

Натали пожала плечами.

– Если хочешь, извинись перед ним, но не передо мной. Да, пожалуй, такая жизнь не для меня – мне слишком не хватает удобной постели, – однако она придала мне достаточно мужества и, наверное, независимости, чтобы начать жить той жизнью, какой хотелось бы.

– Это какой же? – с любопытством спросила я.

Натали покраснела и искоса взглянула на мистера Уикера.

– Я… помнишь, что я говорила перед отъездом из Ширландии? О том, к чему у меня нет интереса?

Румянец на ее щеках направил мою память в нужную сторону. Ей не хотелось, чтобы ее касался мужчина.

– Да, помню.

– Пока мы жили в Атуйеме, я обнаружила, что жены одного мужа порой… очень близки друг другу. И время от времени задавалась вопросом: уж не этого ли мне хотелось бы? Но я… э-э… Скажем так, я проверила эту гипотезу, и она не подтвердилась. Да, женское общество доставляет мне немалое удовольствие, но ничего… э-э… большего мне, честно говоря, не хочется.

Несмотря на то, что она говорила обиняками, щеки ее покраснели, как свекла, а лицо мистера Уикера застыло настолько, что уже не позволяло сделать вид, будто он ничего не понял. Да, иногда компаньонка вдовы становится для нее не просто подругой, но о подобных отношениях в приличном обществе говорить не принято. Уж не пошли ли обо мне и такого рода слухи?

– Понимаю, Натали, – сказала я. – Ты вольна оставаться со мной столько, сколько захочешь. А если не желаешь ездить со мной в экспедиции…

– Если честно, мне бы хотелось работать, – сказала она. – В определенной области. Но об этом мы можем поговорить и позже.

Будь выбор за мной, я бы куда охотнее поговорила о любой избранной Натали карьере, чем продолжала этот ритуал. Но мулинцы ждали: теперь предстояло высказаться мистеру Уикеру. Мы с Натали хлопнули в ладоши, остальные последовали нашему примеру, и у меня не осталось ни единого повода мешкать.

– С чего бы это начать… – со вздохом сказал мистер Уикер.

– О боже, – невольно охнула я, еще раз порадовавшись тому, что мы говорим по-ширландски. – Неужто все так плохо?

Мистер Уикер с силой провел ладонью по лицу.

– Нет, не в этом дело. Просто у нас с вами как-то не вошло в привычку откровенничать друг с другом, не так ли?

С этим трудно было не согласиться.

– Это уж точно, в Выштране мы не любили друг друга. Я презирала вас за низкое происхождение, что с моей стороны было сущим чванством, и сожалею об этом. Но еще меня возмущало, что вам как мужчине нет нужды доказывать свое право на участие в экспедиции. Вы были человеком знающим, и этого оказалось довольно. А вот мне пришлось ехать, держась за фалды мужа.

– Не убедись лорд Хилфорд в вашей пригодности, никакие фалды вам бы не помогли, – сказал мистер Уикер. – И этого я поначалу не разглядел. Но даже после того, как вы показали, на что способны… Нет, я не хочу сказать об эрле ничего дурного; все это время он был ко мне безмерно великодушен. Но прочность моего положения оставляет желать лучшего. Я каждый день чувствую необходимость доказывать, чего я стою, и ему, и всему миру, и слишком много времени тревожился о том, что… – тут он умолк, очевидно, почувствовав, что откровенность его зашла дальше, чем предполагалось. Однако отступать было некуда, и он закончил начатое: – О том, что мое место можете занять вы.

– Но вы обладаете столькими знаниями, которых не хватает мне! – изумленно воскликнула я.

– Да, но вы… Вы его забавляете. Нет, не подумайте, я нисколько не хочу преуменьшить ваши заслуги, но лорд Хилфорд обожает шокировать общество, и ему нравятся те, кто делает то же. Между тем мой взлет, напротив, был основан на осторожности: как бы чем не оскорбить тех, без чьей благосклонной помощи не обойтись… Возможно, для эрла я хорош как ассистент, однако в протеже ему не гожусь.

Да, говоря по-мулински, мы ни за что не углубились бы в такие дебри.

– Время от времени, – заговорила я, – я задаюсь вопросом: кто из нас сталкивается с большими трудностями? Леди порой может стать исключением из правил, если она достаточно благородна – по крайней мере, моего происхождения оказалось довольно, чтобы достичь того, чего я достигла до сего дня. Вам же от собственного происхождения избавиться нелегко. Но я думаю, что со временем ваши выдающиеся работы откроют вам путь в Коллоквиум Натурфилософов – туда, пусть и нечасто, принимают выходцев из вашего класса. А вот женщин не принимали и не примут никогда. Выходит, есть на свете двери, открытые для вас, но наглухо запертые для меня.

Впервые в жизни Томас Уикер смягчился настолько, что от души улыбнулся мне.

– Не взять ли их приступом вместе?