Если похитители находились в жилой части или кухне – из обоих помещений можно было пройти в кабину, – они услышат, как открывается дверь. Даже неожиданное усиление дорожного шума насторожит их.

В минутном приступе малодушия Джейн сказала себе, что это не ее война, что эти злоумышленники не входят в союз социопатов, который угрожает ей и Трэвису, что это лишь разбойники-любители, а не сеятели эпического хаоса вроде Д. Д. Майкла и ему подобных. Но в действительности эта война была частью той, которую вела она, – всеобщей войны, не имеющей границ ни во времени, ни в пространстве, и каждое сражение было важно для сохранения надежды на конечную победу, а уход от одного столкновения был равносилен сдаче по всем направлениям – оставалось только сложить оружие и погибнуть.

Джип «чероки» влился в поток машин и помчался на восток, чтобы съехать с шоссе и добраться до того места, где похитители будут праздновать успех своего дела, а их пленники – испытывать страдания.

Укрытая от взглядов водителей на шоссе, Джейн вытащила глушитель из кармана кобуры и навинтила его на кольт, затем дернула за ручку двери фургона. Та оказалась не заперта, и Джейн открыла ее.

За дверью три низенькие ступеньки вели к сиденью второго водителя, а верхняя, в виде треугольника, служила также для входа в жилое пространство за кабиной. Джейн не увидела там никого – ни женщин, ни девочек, ни бандитов. Дальше располагались открытая кухня и обеденный уголок, где тоже не было ни души.

Она закрыла дверь и без колебаний прошла в жилую часть: ее учили, что после принятия решения нужно сразу же, насколько позволяет обстановка, проводить его в жизнь – быстрее, чем если бы тобой двигала только храбрость. Ты должна использовать нечто большее, чем храбрость. Можно называть это уверенностью в себе, и тот, кто честен с собой, знает, что это слепая вера – сила, которая навела порядок во Вселенной. Фургон слегка раскачивался, сотрясаемый порывами ветра от проносящихся мимо огромных фур. Джейн слышала стук своего сердца и шум в ушах, сообщавший о движении крови в сонной артерии и яремной вене. Если голоса что-то и говорили, она их не слышала.

Узкий проход за кухней. За дверью слева оказался погруженный в темноту туалет, а в конце прохода – закрытая дверь в спальню.

Из комнаты, расположенной справа, в проход проникал свет. Джейн не могла подкрасться к косяку и заглянуть в открытую дверь – следовало исходить из того, что ее услышали и уже поджидают. Она смело вступила в освещенное пространство, однако при этом пригнулась и опустила пистолет – эти любители, насмотревшись плохих фильмов, целились в голову.

Тесная спальня. Бритоголовый стоял спиной к Джейн. Бабушка осела в углу, изо рта ее сочилась кровь, но женщина была жива, хотя и объята ужасом. Сандра лежала лицом вверх на кровати – волосы растрепаны, распухший левый глаз закрыт, запястья и щиколотки туго связаны неизменно популярными кабельными стяжками. Бритоголовый разорвал на ней блузу – материя треснула, пуговицы полетели прочь и зазвенели, ударяясь о стенную панель. Время и место были неподходящими для изнасилования. Он заводил себя, разглядывая обеих женщин и запугивая их еще больше.

Возможно, он случайно посмотрел на бабушку и понял, почему на ее лице отобразилось удивление. Или что-то услышал. Не важно. Он повернулся к двери и увидел Джейн. Оружия при нем не было, и вид незваной гостьи настолько ошеломил его, что он не сразу потянулся к пистолету. Но и это было не важно. Джейн выстрелила в него, не раздумывая, прямо в середину груди, в грудную кость, и разрывная пуля с полой оболочкой потащила осколки в сердце, которое приняло в себя венчик белых шипов, и он умер, прежде чем его настигло заслуженное возмездие боли, – упал на кровать рядом со связанной женщиной. Умирая, он стал эластичным, как угорь; тело соскользнуло с матраса на пол, рот раскрылся в безмолвном крике, широко распахнутые глаза, заглянувшие в вечность, ослепли навсегда.

Второй парень в таких обстоятельствах не должен был услышать выстрел благодаря глушителю. Сандра вскрикнула от отвращения, когда тело упало на кровать. Правда, ее крик можно было воспринять как ответ на новое надругательство со стороны бритоголового.

Джейн жестами объяснила женщинам, что надо сидеть тихо и не двигаться. В это время мимо промчалось что-то массивное – может быть, тягач «Питербилт» с двумя прицепами, явно ехавший по ближайшей полосе на большой скорости, – и фургон качнуло сильнее прежнего. Краем глаза Джейн уловила какое-то движение и повернулась, чтобы посмотреть, но затем поняла, что это дверь, которая качнулась в противоположную от нее сторону.

Дети, вероятно, были в другой спальне, за закрытой дверью, вместе с другим бандитом. Джейн не хотела идти туда, опасаясь, что Холли и Лорен окажутся под перекрестным огнем. Но даже если он только связал их и больше не сделал ничего, каждая секунда, проведенная в его обществе, наносила невыносимое оскорбление их достоинству, все глубже вонзала в них бурав страха.

Она потянулась к двери, почти уже закрывшейся, но прежде, чем успела коснуться ручки, второй похититель крикнул первому, убитому:

– Литвинов, давай уже покатим эту говновозку!

Дверь распахнулась – человек все еще говорил, а Джейн все еще разворачивалась. Белый беглец из «Счастливых деньков» возник на пороге, увидел Литвинова, готовящегося стать пищей для червей, мигом метнулся прочь, и тут Джейн выпустила в него две пули.

Она не ранила его, потому что он не вскрикнул, но и не убила, потому что не услышала звука упавшего тела. Значит, он убежал к Холли и Лорен – например, чтобы использовать их как прикрытие или убить ради извращенного удовольствия.

Пригнувшись, она устремилась к двери, выставив голову и пистолет вперед, и увидела его справа от себя, спиной к главной спальне, с пистолетом в руках – возможно, «глоком». Первая его пуля пролетела слишком высоко, вторая попала в косяк двери, в двух дюймах выше головы Джейн, и в лицо ей посыпались крошки древесно-стружечной плиты. Несмотря на небольшое расстояние, он дважды промахнулся, потому что в это время отступал через полуоткрытую дверь.

Джейн не могла стрелять из-за девочек, не могла отступить, тоже из-за девочек. Оставалось только преследовать чокнутого выродка, мечась по узкому коридору, чтобы оттолкнуться от стены у туалета и со всей силы врезаться в этого человека. Этот неявный маневр запутал парня, и третья пуля попала неизвестно куда, а он все пятился и, дойдя до туалета, попытался закрыть дверь. Оглохшая от пальбы Джейн ринулась вперед так быстро, как только могла, к сужающемуся клину света между дверью и косяком. Противник явно был сильнее, но решимость Джейн потрясла его. Она ударила в дверь плечом, увидела вспышку очередного выстрела и даже не поняла, ранена она или нет. Ей рассказывали о людях, которые не замечали своих ранений с минуту, а то и дольше. Тут все дело было в адреналине и в том, что жизненно важные органы оставались нетронутыми. Парень был сильнее Джейн, но от удара дверью потерял равновесие и сделал несколько шагов назад, оставшись, однако, на ногах. В эту критическую для себя минуту он, вероятно, думал, что мог бы ее убить, но она так или иначе ранила бы его, а возможно бы, и убила, и независимо от того, убьет он ее или нет, все пойдет не так, будущее станет черной дырой, неодолимо затягивающей его в небытие, и главное теперь – не остаться в живых, ведь все равно он, вероятно, станет вечным беглецом, нет, теперь имело значение только то, что было важно для короля Лира в шестом действии: «Бей, бей, бей, бей, бей, бей». Отступая, он повернулся лицом к девочкам, с пистолетом в руках, с чистеньким лицом и бородкой примерного прихожанина, желая скорее убить девочек, чем защитить себя. Джейн выстрелила три раза, и даже если он успел сделать один выстрел, сестры остались невредимыми. Когда он упал, Джейн подошла и выстрелила в четвертый раз, ибо князь этого мира – еще и князь тьмы, способный на всякие хитрости.