Француз вежливо повернулся к ней:

– Представьте себе, она скомпрометировала себя сподозрительным типом самого низкого пошиба. Его преследовал закон и потом осудилина смерть. Бианка Капелли умоляла меня тогда вмешаться и спасти ее любовника.

– И вы... вы помогли ей? – прерывающимся от волнения голосомспросила девушка.

– Я? Что я мог сделать? В чужой стране?..

– Но, очевидно, вы были известны там? – предположилаНезоркофф.

– Допустим даже, что был известен, но не собиралсязлоупотреблять своим влиянием. Преступник не стоил этого. А что касается ее, тодля нее я сделал все, что мог.

Он тонко улыбнулся каким-то своим мыслям, и молодаяангличанка, заметив это, не могла не подумать, что он о чем-то умалчивает,рассказывая эту историю.

– Вы сделали все, что могли, – сказала Пола. – Это оченьблагородно с вашей стороны. Думаю, эта девушка была вам за это признательна?

– Парня казнили, – сказал француз, пожав плечами, – адевушка ушла в монастырь. Мир потерял такую певицу...

– Мы, русские, не так постоянны, – заметила Незоркофф.

Бланш Эмери заметила удивленное выражение на лице Коуэна. Онсобирался что-то сказать, но Пола взглядом запретила ему это делать, и онповиновался.

На пороге главного входа появился дворецкий.

– Обед, – объявила леди Растонбери. – Мне очень жаль васобоих, жаль, что вы сейчас вынуждены поститься, но зато потом я обещаю вамотличный ужин.

– Будем надеяться. – Пола усмехнулась.

Закончился первый акт «Тоски». Зрители зашевелились,начались обычные в таких случаях разговоры. Члены королевской семьи, сидевшие впервом ряду на трех бархатных креслах, казалось, были очень довольны. В залетихо обменивались впечатлениями. Единогласно было решено, что Незоркофф еле-елеподдерживает свою великую репутацию, и лишь очень немногие в зале поняли, чтоименно тут певица показала все свое мастерство: она сберегала голос и силы,показав Тоску легкомысленной, фривольной, играющей в любовь, кокетливо ревнивойи требовательной. И хотя голос Бреона уже не имел прежней силы, тем не менее ондал великолепный набросок характера Скарпиа-циника, изредка проявляющегося вчертах повесы. Он всего лишь позволял угадывать его тонкое коварство. Впоследнем пассаже, когда Скарпиа задумчиво стоит, перебирая в памяти план,который поможет ему завоевать Тоску, Бреон показал замечательное мастерство. Новот занавес снова поднялся над сценой в апартаментах Скарпиа. Второй акт.

На этот раз Незоркофф проявила весь свой талант: онапредстала перед зрителями обезумевшей женщиной, игравшей свою роль суверенностью безупречной актрисы. Об этом говорило все: ее легкий поклонСкарпиа, ее небрежная любезность с ним, ее веселые реплики. В этой сцене Полаиграла глазами, только они одни говорили на ее бесстрастном, улыбающемся лице.Только взгляд выдавал ее истинные чувства. И вот сцена муки, крушения надеждТоски, ее полная беспомощность, когда она бросается к ногам Скарпиа, отдаваясьна его милость. Старый лорд Лекомер, знаток музыки, сделал в этом местеодобрительный жест, а иностранный посол, его сосед, прошептал:

– Сегодня актриса превзошла себя! Я еще никогда не видел еетакой на сцене!

И Лекомер не мог не согласиться с ним.

А Скарпиа тем временем назвал свою цену. Тоска в ужасе бежитк окну. Затем слышится отдаленный звук барабанов, и героиня бросается на диван,пряча лицо в подушки. Склонившись над ней, Скарпиа описывает ей детали приготовлений:уже ставят виселицу... Затем тишина, глухая, изредка прерывающаяся грохотомбарабанов.

Голова Тоски свешивается с дивана и почти касается пола. Врезком контрасте со страстью, бушующей в сердце, и болью последних двадцатиминут поднимается ее голос, все выше, выше, – голос прозрачный и чистый, голос,как она только что говорила Коуэну, ребенка из хора или ангела.

«Висси д’Арт»...

Голос ребенка, полный невинности и удивления. Затем онаснова умоляет его на коленях – так длится до прихода Сполетты. Тоска визнеможении соглашается, и Скарпиа произносит роковые двусмысленные слова.Сполетта выходит. Наконец – драматический момент, когда Тоска, поднимаядрожащей рукой бокал с вином, видит на столе нож, хватает его и прячет заспину.

Бреон встает – великолепный, пылающий страстью:

– Тоска, финалементе миа! [2]

Быстрый как молния удар кинжала – и переходящие в свистящийшепот слова мести Тоски.

Незоркофф превзошла себя. Произнесено-пропето последнеепроклятие, и затем удивительно спокойный голос наполнил театр:

– Ор льи пердоно.

Это была нежная песня смерти, конца земного существования.Героиня пела над телом любимого, ставила вокруг свечи, положив на грудьраспятие. Последняя задержка на пороге, взгляд назад, бой барабанов, падениезанавеса...

На этот раз зрители, полные энтузиазма, аплодировали, нодлился экстаз недолго. Кто-то выбежал из-за кулис, что-то сказал на ухо лордуРастонбери, и тот сделал знак сэру Дональду Калторпу, известному медику.Новость распространилась мгновенно. Произошел несчастный случай: тяжело ранилиБреона, он получил удар кинжалом – Незоркофф совсем потеряла голову, настолькоперевоплотилась в свою роль, что вонзила оружие в своего партнера.

Лорд Лекомер, разговаривавший со своим соседом, послом,почувствовал прикосновение руки к своему плечу и обернулся. Это была БланшЭмери.

– Это не несчастный случай, – сказала девушка. – Я уверена.Вы слышали перед обедом рассказ о молодой певице? Та самая Бианка Капелли иесть Пола Незоркофф. Когда она объявила, что она русская, я видела, какудивился Коуэн.

– Дорогая моя Бланш, что вы выдумываете? – спросил лордЛекомер.

– Я просто уверена в этом! На столе в ее комнате лежитоткрытый журнал, где помещена фотография мистера Бреона в его деревенском доме.Певица устроила и болезнь бедняги итальянца.

– Но зачем? – вскричал лорд Лекомер. – Зачем? С какой целью?

– Разве это так уж трудно понять? Вспомните историю Тоски! Онхотел завладеть ею там, в Италии, но она оставалась верной своему любимому.Того осудили на смерть, она умоляла Бреона о помощи, и он обещал, но так ничегои не сделал. И она отомстила. Разве вы не слышали, как прозвучало: «Я Тоска!» Ия видела по лицу Бреона, что он узнал ее в этот момент.