звери и… э… люди совершенно ординарны. Или почти, э? Очень мало… хм… монстров. Вызывающих жалость. Вызывающих страх. На них невероятные цены. А теперь навостри уши, патера.

— Я весь внимание, Ваше Высокопреосвященство.

Прилипала встал рядом с ним, положил руку на плечо и понизил голос, почти до шепота:

— Это все знали, а? Двадцать пять лет назад. Причуда кальде, так мы говорили тогда. Забыто сейчас, хм? И ты не должен говорить об этом никому, патера. Даже намеком, а?

— Ваше Высокопреосвященство может полностью положиться на меня, — напыщенно объявил Росомаха, вытянув шею так, чтобы смотреть в глаза коадъютору.

— Превосходно. Прежде, чем… э… забрать свою награду у богов, кальде заплатил совершенно… э… невероятную сумму, а? Купил человеческий эмбрион. Какой-то… э… экстраординарный.

— Понимаю. — Росомаха облизал губы. — Я ценю ваше доверие, Ваше Высокопреосвященство.

— Наследник, а? Или… э… оружие. Никто не знает, патера. Теперь, когда я рассказал тебе об этом, даже Аюнтамьенто не знает… э… больше тебя, патера.

— Могу ли я спросить, Ваше Высокопреосвященство?..

— Что с ним стало? Это и есть… э… главная загадка, патера. И что он может сделать? Сверхъестественная сила, возможно. Или слышать твои мысли, а? Двигать вещи, не прикасаясь к ним? Ходят слухи, что есть такие люди. Аюнтамьенто искало, а? Никогда не останавливалось, никогда не сдавалось.

— Эмбрион имплантировали, Ваше Высокопреосвященство?

— Никто не знает. До сих пор, а? — Прилипала вернулся к своему столу и сел за него. — Прошел год. Потом два, пять и… э… десять. Они пришли к нам. Хотели, чтобы мы проверили каждого ребенка в каждой палестре города, и мы это сделали. Память, а? Ловкость. Способности. Все такое. Было несколько, которыми мы… э… заинтересовались. Не слишком хорошо, а? И чем больше мы проверяли их, э, тем менее… э… странными они выглядели. Раннее развитие, а? Несколько лет, и остальные догнали их.

Прилипала покачал головой:

— Ничего… хм… неожиданного, сказали мы… э… Лемуру, Лори и всем остальным. Они не всегда такие, какими предположительно должны стать, эти замерзшие эмбрионы. И чаще умирают в матке, чем выживают. Все о них забыли. Ты следуешь за мной?

У Росомахи нечасто случались вспышки озарения, но сейчас он чуть не подскочил на месте:

— В… В… Ваше Высокопреосвященство нашли его! Эта женщина, Синель!

Прилипала пожевал губами.

— Я… э… не утверждал этого категорически, патера.

— Конечно нет, Ваше Высокопреосвященство.

— Патера стал… э… крайне популярным, патера, как я и намекнул тебе вчера. Теофания, будь уверен. «Шелка в кальде» намалевано на стенах от леса до озера. Способно привлечь кого угодно, а? За ним должен наблюдать очень проницательный… э… аколит. И очень скрытно. И за его сообщниками. Тяжелая… хм… обязанность для того, кто так молод. Но надлежащее поручение для будущего коадъютора Палустрии.

Почувствовав, что его отпускают, Росомаха встал и поклонился:

— Я сделаю все, что в моих силах, Ваше Высокопреосвященство.

— Превосходно. Зайди к Наковальне, устрой дело с письмом и с моей запиской патере.

— Как вы думаете, Ваше Высокопреосвященство, — осмелился спросить Росомаха, — патера мог догадаться? Или эта женщина могла прямо сказать ему?

Прилипала мрачно кивнул.

* * *

В своей самой высшей точке утес вдавался в озеро, как нос гигантского корабля. Здесь, согласно скромной бронзовой табличке, вделанной в склон недалеко от входа, самый смиренный почитатель Озерной Сциллы, Председатель Аюнтамьенто Лемур, воздвигнул в ее честь строгий полусферический купол из сине-молочного просвечивающего камня, который поддерживали волнистые верхушки (Шелк пересчитал) десяти конусообразных колонн, выглядевших тонкими и хрупкими; колонны, в свою очередь, опирались на приземистую террасу, огражденную балюстрадой. Вделанные в балюстраду тонкие бронзовые полоски складывались в картины, изображавшие подвиги богини — как легендарные, так и настоящие. Самое впечатляющее бронзовое изображение — с летящими волосами и голыми грудями — было вделано в каменный пол; десять рук богини тянулись к десяти колоннам.

И больше ничего.

— Здесь никого нет, Орев, — сказал Шелк. — Тем не менее, я уверен, что мы кого-то видели.

Птица что-то пробормотала.

Все еще качая в недоумении головой, Шелк шагнул в глубокою тень купола. Каждый раз, когда его грязные черные ботинки ступали на пол, ему казалось, что он слышит под собой слабый стон твердого камня.

Орев взлетел, к большому удивлению Шелка. Он еще не мог летать хорошо или далеко, поэтому просто пролетел между двумя колоннами и тяжело уселся на выступ обнаженной скалы в восьми или десяти кубитах от святилища; но он летал, и маленькая синяя шина Журавля ярко сверкала на фоне темного оперения.

— Чего ты боишься, глупая птица? Упасть?

Орев наклонил блестящую голову в сторону Лимны:

— Рыба голов?

— Да, — пообещал Шелк. — Много рыбьих голов, как только мы вернемся.

— Атас!

Обмахивая себя широкой шляпой, Шелк повернулся, чтобы полюбоваться озером. Несколько приветливых парусов сияли там и сям, маленькие белые треугольники на фоне господствующей кобальтовой синевы. Здесь было холоднее, чем среди камней, и, несомненно, будет еще холоднее в лодке, вроде тех, на которые он смотрел. Если он сумеет выполнить приказ Внешнего и сохранит мантейон, возможно он сможет каждое лето привозить сюда детей из палестры, которые никогда не видели озера, не катались на лодках и не ловили рыбу. Такое переживание они не забудут никогда, конечно; приключение, память о котором они сохранят на всю жизнь.

— Глядь рук!

Слабый, но настойчивый бриз принес голос Орева. Шелк автоматически взглянул на собственную левую руку, которую он поднял почти к самому куполу, когда оперся об одну из изогнутых колонн; она, конечно, была в полном порядке.

Он поискал глазами Орева, но тот, казалось, растворился в толчее голых камней за святилищем.

Орев вернулся в дикую природу, сказал себе Шелк — стал свободным; он сам призывал его сделать это в первую же ночь. Он должен радоваться, что заключенная в клетку птица стала счастливой и свободной; но ему, почему-то, было больно.

Переводя взгляд с одного камня на другой в поисках Орева, Шелк краем глаза заметил, как из купола опустились две слегка изогнутые колонны. Одна закрыла вход двойной буквой S. Вторая потянулась к нему, ее волнообразное движение казалось случайным и почти небрежным. Он уклонился и ударил ее тростью Крови.

Колонна, без всяких усилий, обвилась вокруг его пояса, образовав каменную петлю. Трость Крови разлетелась при третьем ударе.

Вделанная в пол Сцилла открыла каменные губы; щупальце неудержимо потащило его к раскрывшемуся рту и, когда он, дрыгая ногами, повис над черным отверстием, уронило в него.

Недолгий полет; Шелк упал на покрытые ковром ступеньки и беспорядочно катился по ним до тех пор, пока не