— Нет, нет — мотает головой, что-то сказать пытается. А мне не нужны ее слова. Прижимаю ее к себе, обнимаю крепко. Я чертов труп. Сдохший и продолжающий ходить по этой земле. Слезы ее льются. Дрожь ее сквозь себя пропускаю, но теперь понимаю точно — так будет лучше. И прежде всего для нее.

— Все хорошо будет, просто нужно разорвать все, нужно начать заново, понимаешь? У тебя все будет: и семья, и дети, и муж любящий, ты только отпусти меня и себя отпусти, слышишь? А когда откроешь широко глаза, увидишь, как прекрасен этот мир, и что все двери для тебя открыты, Маш. Ты любима должна быть, тебя боготворить должны. Ты прекрасная девочка… но ты не моя…

Она плачет. Но я знаю, что не сейчас, потом, спасибо скажет. Когда боль стихнет, когда откроются глаза, она поймет, что так было лучше.

Поднимаюсь на ноги — внутри дикая пустота и слабость. В грудь будто кол вонзили. В машину сажусь и глаза закрываю, опуская голову на руль.

Я м*дак, ничуть не лучше своей мамаши. И сейчас я впервые делаю все правильно. Хватит лжи и притворства. Хватит ошибок и забивания дыр чужими, ненужными чувствами. Пора стать открытым, пора разочароваться во всем, чтобы начать что-то новое и правильное.

* * *

— Ну и как тебе, понравилось, да? — голос был хриплым, сорванным. В то время как внутри все вибрировало, дрожало от адреналина, гуляющего по крови. Он закрыл лицо, свернувшись на грязном полу в клубок. Такой жалкий кусок никчемности, трясущийся от страха. Не хочет ведь сдыхать, цепляется, бл*ть, за свою гребаную жизнь.

— Не надо, Илья, — рыдает как сучка последняя. Ручонками своими закрывается от меня.

— Не надо? — присел рядом, сжимая в руках биту. — Не надо? — наклонился к нему, едва ли не на распев протягивая. — Так она тоже говорила «не надо», падаль ты больная. Она тоже жить хотела, она замуж за меня хотела, а ты сука что сделал?

Всхлипывает, когда я встряхиваю его за шкварник. Грязный, вонючий ублюдок, кусок гниющей плоти. Он улыбается, оголяя окровавленные зубы.

— Я все семь лет с этим чувством, думаешь, ты напугал меня? Давай, убей меня, Верховский, и сделаешь только лучше. Потому что я за*бался каждый день быть сожранным самим собой. Я за*бался, потому что у меня болит все… ты ведь даже не знаешь, какая это агония-я-я-я…

Я был в шаге от убийства.

— Ты не знаешь, какая это агония — не видеть ее семь долбанных лет, — прорычал сквозь зубы. — Ты не знаешь, как это, когда твоя девочка со слезами на глазах рассказывает про весь ад, который она перенесла! — удар. Он стонет, пытаясь закрыться.

— Ты не наешь, какой это ад, когда ты понимаешь собственную никчемность! — удар.

— Когда мог, но не сделал ничего, потому что жил все это время в кругу ублюдков и мразей! — удар. Он пытается отползти, а я как маньяк следую за ним. Каждый нерв напряжен, взбудоражен.

— Когда самую большую мразь считал своей матерью! Х*й ты что знаешь об агонии, и убивать тебя я не стану!

Выпрямился в полный рост. Покрутил в руках биту. Выбить из него жизнь — это лучший кайф, который я смог бы получить. И внутри меня распирает от этого желания. Но я хочу, чтобы эта крыса сдыхала медленно. Я хочу, чтобы он мучился, чтобы умолял о смерти, а она все не приходила. Швырнул в сторону биту.

Вытянул из кармана шприц. И опустился рядом с ним.

— Сначала я вколю тебе это дерьмо. Ты же, спидозный ублюдок, слишком поздно узнал о своей болячке да? Не лечился, запустил свой ВИЧ…

В его глазах больше не было ничего кроме страха.

— Так вот, теперь еще и наркоманской крысой будешь. Крысой, которую долбит ломка. Каждый день. Вот только наркоты ты не получишь, потому что остаток жизни проведешь за решеткой.

Я делаю выпад к нему, он отскакивает.

— Это было семь лет назад, никто не посадит меня! — с истерикой. Кричит, а сам понимает, что посажу. Зарою на всю катушку.

— Так я и не говорю, что за это, малыш, — с улыбкой наблюдаю за его ползаньем на карачках по грязному полу.

— Верх! — раздается за спиной. Ко мне подходит Заур. Вижу в стороне от него спецназ и Орлова. Нужно остановиться. Иначе я не разорву этот круг.

Киваю полковнику, и тогда его люди окружают ублюдка.

— Идем Верх, достаточно… — хлопает по плечу Зу.

Стараюсь не думать, не сомневаться. Гоню прочь все возможные «если».

Вытягиваю из кармана пачку сигарет, зажимаю одну межу губ. Мы выходим на улицу. Я слышу, как он воет, когда ему ширяют эту дрянь. Затягиваюсь рвано никотином. Руки трясутся, в голове все еще туман.

— Легче стало? — Заур устраивается рядом на капот тачки.

Качаю головой. Внутри все полыхает. Все еще яростью накрывает, будто волнами. И с каждым часом только хуже становится, только хлеще.

— И не станет, — произносит Заур. Обернувшись, встречаюсь с ним взглядом. Зу неспешно затягивается сигаретой, напряженно смотря куда-то впереди себя.

— Я тоже думал, что легче будет, когда сделал самую главную ошибку в своей жизни. В итоге потерял ее, заставил столько кругов ада пройти нас обоих…

Я не знаю всей его истории, но кое-что он рассказывал мне. И судя по тому, что мне известно — Заур с Сами прошли не меньше дерьма, чем мы с Викой.

В этот момент из здания выводят скрученного Никиту, утрамбовывают его в автозак. Орлов направляется к нам.

— Правильно сделал, что не порешал его, — он протягивает мне руку для пожатия.

— Проследи, чтобы встретили его там с почестями.

Полковник ухмыляется.

— Не переживай, отжарят урода как надо. Любители есть… До суда вряд ли дотянет.

Кивнул, докуривая сигарету, выбросил бычок.

— Спасибо, брат.

Орлов кивнул. Они смотрели на меня с жалостью, и это бесило. Но сейчас мне было плевать. Я хотел возмездия, с остальным разберусь позже.

Как только Орлов с бойцами уехал, снова в груди пусто стало. Все это время грел адреналин, предвкушение мести. А теперь — я не знал куда деть себя. Что делать дальше.

— Ты где сейчас обитаешь?

Пожал плечами.

— В клубе.

Зу кивнул.

— Поехали к нам, Сами ужин приготовила.

— Спасибо, брат, но я мимо. В меня сейчас и кусок не влезет, я сам как наркоман при ломке.

Он ничего не ответил. А я благодарен ему был за то, что не отговаривает.

— Я пробил тут по каналам своим. Вот, — он потянулся к задней дверце машины и достал из салона пачку бумаг.

— Что это? — внимательно посмотрел на врученную только что папку.

Заур нахмурился.

— Врачебная тайна…

Я открыл папку, увидел какие-то выписки, анализы.