— Мам, я же тебе г-говорил. Это не сиюминутная блажь, не п-прихоть. У нас с Динкой все серьезно.

— Да слышала уже, — отозвалась она, устало закатывая глаза и снимая туфли. — Подумать только, как тебя закрутило… И от кого?! Ничем ведь не примечательная девица, если разобраться.

— Мама! — предостерегающе произнес Макар. — Она самая лучшая. Д-для меня.

— Ну что значит — «самая лучшая»? — рассеянно откликнулась мать, отправляясь в ванную мыть руки. — Будущего у вас с ней все равно нет.

— П-почему ты так думаешь? — спросил он ей в спину, стараясь не психовать, чтобы голос звучал ровно.

— Потому что вы с ней слишком разные, просто ты пока этого не понимаешь, — громко отозвалась мать, пытаясь перекричать шум воды. — У тебя свой путь, у нее — свой… Тебя ждет воздушная гимнастика — международные конкурсы, цирковые фестивали, мировой успех! А Динка эта твоя что? — мать закрутила кран и насухо вытерла руки полотенцем. — Да предел ее мечтаний — выскочить замуж и нарожать детей.

Макар почувствовал, что начинает злиться:

— Тебе-то откуда знать, о чем она мечтает? Вообще-то мы с ней п-планируем совместное будущее…

— Не смеши меня, — покачала головой мать. — Ну какое еще совместное будущее? Да ей плевать на твою карьеру и профессиональные успехи… Что, навеки осядешь возле ее юбки в этом захолустном Светлоградске?

— Мы уедем, — быстро возразил Макар. — Сразу же после выпускного…

— Никуда она не поедет, — раздраженно отмахнулась мать, — я слишком хорошо знаю этот тип людей. Так и будет торчать здесь до самой старости…

Ругаться не хотелось, поэтому Макар предпочел развернуться и молча уйти к себе в комнату. Однако очередная фраза матери заставила его остановиться и оцепенеть.

— …Я уже созвонилась с твоей директрисой, — произнесла родительница, — она согласилась поспособствовать твоему переводу в другую школу.

Макар круто развернулся и впился в мать неверящим взглядом:

— В какую еще д-другую школу?!

— В пятую, — невозмутимо откликнулась она. — Тоже не слишком далеко от дома, и у вашей директрисы там хорошая знакомая работает… Обещала, что тебя без проблем возьмут уже со следующей недели, доучишься там. Только забеги с утра в понедельник к директрисе, напиши заявление и забери у нее свое личное дело.

— Да тут всего д-два месяца до конца года осталось! — пораженно воскликнул Макар. — И опять — новое место? Что за б-бред?

— Ничего страшного, тебе не привыкать к смене обстановки, — справедливо заметила мать.

— Но я не хочу в другую школу! — выкрикнул он возмущенно. — И не собираюсь т-туда ходить!

— Пойдешь как миленький, — тон матери сделался ледяным. — Я хочу, чтобы ты действительно учился, — многозначительно добавила она, — а не посвящал все школьное время любовным утехам.

— Я не… Мам, что ты вообще несешь?! — он даже не мог подобрать подходящих слов, потому что внутри у него все бурлило и клокотало.

— Выбирай выражения, милый, — кротко попросила она. — Я это делаю исключительно ради тебя. Ради твоего будущего.

Он не знал, смеяться ему или плакать.

— Ты что, серьезно д-думаешь, что вот таким жалким способом сможешь разлучить нас с Д-динкой?

Мать поморщилась и открыла дверцу холодильника, чтобы достать бутылку кефира.

— Ну что ты чудовище какое-то из меня делаешь. Не собираюсь я вас разлучать, сами разбежитесь, когда осточертеете друг другу… Просто хочу, чтобы в школе ты занимался именно учебой, а не Динкой, — голос ее брезгливо дрогнул на звуках этого имени. — Ну и папаша ее успокоится немного, когда узнает, что ты теперь учишься в другом месте. Это всем вам пойдет только на пользу. И твоя Динка должна это понять… если, конечно, она не полная дура, — выразительно закончила мать.

Макар беспомощно помотал головой.

— Такое ощущение… что все вокруг п-против нас. Все до единого!

Мать умиротворяюще потрепала его по плечу.

— Это не так, родной. Я неизменно на твоей стороне. Ты обязательно поймешь это позже. Мы все заботимся о вас — и я, и даже Динкин отец, какие бы странные методы он для этого ни выбирал. Поверь, все, что ни делается — к лучшему. Раз уж у вас с этой девочкой действительно настоящая любовь, как ты меня уверяешь, — губы ее насмешливо изогнулись, — то такая мелочь, как учеба в разных школах, не помешает вашему чувству. А если помешает… значит, не такая уж и сильная любовь была, — безжалостно добавила она, словно забивая последний гвоздь в крышку гроба.

Макар беспомощно молчал, чувствуя себя так, словно вокруг него сжимается кольцо и вот-вот задушит. Все было не то, все не так, неправильно, нехорошо…

— Я п-пойду к себе, — буркнул он наконец и поплелся в свою комнату.

47

Все воскресенье — с утра до позднего вечера — Макар посвятил цирку. Отдался любимому делу без остатка, до донышка, до чувства оглушающего опустошения, чтобы на тревожные мысли не осталось ни сил, ни времени, ни желания.

Вообще-то полетчики[14] практически никогда не халтурили, не работали вполноги даже на тренировках — любая оплошность могла им слишком дорого стоить. Но все равно редко кто выкладывался во время репетиций сверх нормы, предпочитая беречь силы для выступления. Макар же словно сошел с ума: он творил такое, что пооткрывали рты даже видавшие виды старейшие артисты цирка. Он действительно летал, оттачивая новый номер, и казалось, что воздушные полотна тут совершенно ни при чем, а за спиной у него снова выросли огромные невидимые крылья — как всегда случалось во время особенно удачных тренировок.

— Не растрачивай себя, — предупредила его мать, когда он спустился из-под купола на манеж и принялся высвобождать болезненно ноющее левое запястье из шелковой обмотки.

Вообще-то из всех материалов для воздушных полотен Макар предпочитал стрейч-габардин — достаточно грубый, чтобы руки не скользили, и достаточно тянущийся, чтобы амортизировать «обрывы». Еще лучше — трикотаж «масло», пружинистый и идеально подходящий для номеров с большим количеством падений, но, к сожалению, на нем было сложнее отрабатывать чисто силовые элементы. Именно поэтому для их с Яной номера были заказаны шелковые полотна, которые Макар не очень любил, несмотря на их легкость и красоту. Бесспорно, на шелке приятно было заниматься босиком, с открытыми участками тела, но он совершенно не тянулся. Это было неплохо для таких новичков, как Яна, но для профессионалов вроде Макара представлялось сущим мучением.

Мать как всегда придирчиво наблюдала за его тренировкой со стороны и давала затем пару дельных советов.

— Слышишь, что я говорю? Не растрачивайся, а то к премьере перегоришь… Ты что-то слишком уж неистово включился в подготовку, — докончила она свою мысль, протягивая ему бутылку воды.

Макар кивнул,