Один мой приятель сказал: «Слушай, не стоит думать, что мы не беремся за непопулярные дела. Да мы даже представляли бывших нацистов, сидевших в Шпандау, — согласен, богатых бывших нацистов. Мы представляем греческих судовладельцев, которые настолько выше законов, что любой закон для них — чистое оскорбление. Но ты говоришь об иске к банку. Мы представляем крупный нью-йоркский банк. А это — крупный калифорнийский банк. У них масса точек соприкосновения. Нью-йоркский банк оплачивает кучу наших счетов, и они не хотели бы, чтобы мы вмешивались в эту катавасию. Извини, старина, но катил бы ты отсюда…»

Я позвонил Эйбу. Мне следовало бы сделать это сразу. Абрахаму Померанцу было 69 лет — эдакий осанистый джентльмен с роскошной седой гривой. Его имя наводит страх на любой банк, не говоря уже о взаимных фондах и других финансовых институтах, потому что Эйб — это Ральф Нейдер[25] инвестиционного бизнеса. Различия, конечно, тоже имеются. Ральф Нейдер живет в дешевой гостинице и все переговоры ведет с телефона-автомата в холле. Эйб живет в пентхаусе и занимает угловой офис старшего партнера процветающей юридической фирмы в центре Нью-Йорка. Ральф Нейдер горит огнем борьбы за справедливость, а Эйб убежден, что многие дефекты общества можно исправить обращением в суд, и за такое исправление дефектов ему платят просто сказочно.

Однажды в начале 1930-х гг., когда Эйб еще был начинающим адвокатом, к нему пришла вдова его бывшего учителя физкультуры. Учитель, мистер Гэллин, оставил своей жене 20 акций National City Bank. Когда-то они шли по $400, но на тот момент за них давали всего лишь $20. «Помнится, я сказал ей, — вспоминал Эйб, — что закон не запрещает терять деньги». С чем вдова Гэллин и ушла. Затем сенатский Комитет по банкам и валюте, который знали в основном по имени его советника, Фердинанда Пекоры, начал расследование серии афер в советах директоров крупнейших компаний: чрезмерные компенсации, бонусы, игра с корпоративными активами и т. п. Чарльз Митчелл и некоторые из директоров National City Bank были в первых строках списка участников известного дела, которое описано уже не раз и во всех деталях. Эйб предъявил иск к National City Bank от имени вдовы Гэллин, иными словами, от имени акционеров, или производный иск, который называется так потому, что права акционеров вытекают из их долевого участия в компании. Акционер, предъявляющий такой иск, делает это не только от своего имени, но и от имени всего класса, т. е. от всех его товарищей-акционеров.

Суд присудил вдове Гэллин $1,8 млн. Из этой суммы Эйб вместе с адвокатами и бухгалтерами, работавшими над делом, получили $472 500. Так он превратился в защитника миноритарных акционеров. Следующей жертвой стал Chase Bank, выплативший $2,5 млн миссис Гертруде Букбайндер.

А Эйб продолжал изыскания. Он расследовал все: использование взаимными фондами комиссии от покупки и продажи портфелей для оплаты продажи долей своих фондов; случаи завышения комиссии за продажу во взаимных фондах; использование комиссии для оплаты маркетинговых исследований и т. д., и т. п. В судах он рассказывал о том, как банки используют комиссионные своих трастовых отделов, чтобы открыть депозиты для самих себя. Он даже добрался до фармацевтических компаний, обвинив их в ценовом сговоре на продажу тетрациклина. В результате эти компании по суду выплатили $152 млн. Поскольку эти деньги невозможно было распределить между индивидуальными покупателями тетрациклина, их поделили между департаментами здравоохранения всех 50 штатов. Однако наиболее активно Эйб действовал в области ценных бумаг и инвестиций — без него структура всей этой индустрии была бы совсем другой.

В общем, я позвонил Эйбу. На данном этапе своей карьеры Эйб не принимал звонков от граждан, какими бы обиженными они ни были, но в блужданиях по джунглям бизнеса ценных бумаг наши дорожки пару раз пересекались. Эйб уже читал о базельской истории в газетах. Он сказал, чтобы я немедленно приезжал к нему.

— Заставь меня снова почувствовать себя молодым, — сказал Эйб.

Я заранее заготовил список вопросов. Если большой банк покупает маленький банк и, следовательно, получает право нанимать и увольнять людей — и более того, право назначать совет директоров, — разве он не берет на себя ответственность за должное исполнение всех операций и процедур? У них была эта власть. Они, кстати говоря, уволили президента за 10 минут на том воскресном собрании, ни слова не сказав нам, младшим партнерам. Так не был ли большой банк повинен в ungetreuen Geschäftsführung, даже если он не был виновен в Urkundenfälschung? Price Waterhouse и Peat Marwick получили куда больше проблем при гораздо меньших проступках. И разве аудиторы не должны тоже нести ответственность? А совет директоров? Конечно, а совет директоров?

Однако когда я приехал к Эйбу, то застал его в мрачном настроении. Он уже проделал кое-какое расследование и сейчас смотрел на меня поверх бумаг.

— Если бы это произошло в Америке, — сказал он, — то такое дело потянуло бы минимум на $100 млн в групповом иске. Но история случилась в Швейцарии, а в Швейцарии все окутано мраком секретности. Мы даже не знаем, кто акционеры этого банка. Швейцария — невероятно отсталая страна. Они даже не слышали о групповых исках. Так что ответ на все твои вопросы один: да. Да, совет директоров, безусловно, должен отвечать, но все руководство банка в тюрьме за исключением двух калифорнийцев из материнской компании. Да, если бы все было в Америке, отвечали бы и аудиторы. Да, если бы это происходило здесь, контролирующий банк тоже нес бы ответственность. Но это случилось не здесь. Так что я не могу взяться за это дело. Но ты нравишься мне, а я нравлюсь тебе, а из всех людей, которых UCB не хотел бы видеть сующими носы в этот бардак, мы наверняка на самом верху списка. У меня репутация чудовища, так что я черкну им письмецо на своем чудовищном бланке с предложением выкупить твою долю. За ее начальную цену. Возможно, они захотят выкупить долю партнера, просто чтобы подчистить там, где можно. На всех проспектах и буклетах ведь стоит их имя, а не чье-то еще.

Но United California Bank не горел желанием что-либо покупать. Мы получили сухое письмо от О'Мелвени и Майерса, юристов United California Bank. Организация, о которой идет речь, писали они, является швейцарским банком. По странному совпадению, у него было то же название, что и у них, но к чему это обязывает United California Bank?

— Этого я и боялся, — сказал Эйб. — Все упирается в Швейцарию. А швейцарцы даже телефонный номер не скажут. Тебе придется предъявлять иск в Швейцарии, а там другая проблема: в Швейцарии уже нет такого банка, значит, не к кому предъявлять иск. А United California Bank — он в Лос-Анджелесе.

— Значит, в этом мире нет справедливости? — спросил я.

— Это метафизический вопрос, — сказал Эйб. — Я не знаю, есть в мире справедливость или нет, но я знаю одно: в той чертовой первобытной стране нет такого понятия, как групповой иск. А знаешь, у меня раз был клиент, который предложил мне верную сделку на товарном рынке.

— И чем же все кончилось? — Думаю, именно так нужно было формулировать этот вопрос.

— Я пролетел вчистую, — сказал Эйб. — У меня вообще никогда с инвестициями не получалось. Хорошо еще, что с юриспруденцией у меня более или менее в порядке.