– А я убиваю, – мрачно изрек Артем, прекратив метания. – И что?!

– Почему? Ты воевал? Или...

– Да пошла ты со своим психоанализом куда подальше! Черт бы тебя побрал!.. – Он витиевато выругался и, опустившись рядом с ней, вздохнул. – Не воевал я ни в Чечне, ни в Афганистане, поскольку для последнего возраст явно не подходящий. И кошек в детстве я не мучил, и собак тоже. А убитого соседским парнем воробья оплакивал неделю. И сцены насилия у меня ничего, кроме отвращения, не вызывали. Я рос нормальным ребенком в нормальной семье, с вполне распространенным классическим набором: мать, отец, любовник матери и любовница отца.

– Это нормально?! – Ольга непонимающе вытаращила на него глаза.

– А по-твоему – нет? – Он гадко ухмыльнулся и отечески потрепал ее по щеке. – А по-твоему, норма: мать – труженица ломовая, отец – алкаш запойный. Бабка – одна в гробу, а вторая – лучше бы там была, чем пропивала все подряд... Это – твоя норма?

– Вот это да! Снимаю шляпу, Ленский! – Она не без сарказма легонько захлопала в ладоши. – Бурные и продолжительные... Когда только успел!

– У меня было время. Ты же не забыла – я был в тюрьме, а там день – за три.

– Не знаю, не была, – грубо перебила его Ольга.

– О-о, еще погоди, тебе еще может представиться такая возможность, – многообещающе прошептал он, склоняясь к ее уху. – Сама знаешь не хуже меня: от сумы и от тюрьмы...

Вот это ей совсем и совсем не понравилось. Это за что же, интересно, ее могут посадить? Что за многообещающий тон? И эта пословица, таящая в себе массу скрытого смысла или злого умысла, черт его знает...

– Не боись, – криво заухмылялся Артем, уловив ее замешательство, и потянулся с хрустом. – Слушай, давай-ка спать. С завтрашнего утра у нас с тобой очень много дел. Просто невпроворот. Сил понадобится много. Давай спать, девочка.

– У нас? – Ольга, которая рванулась было к шкафу за дополнительным комплектом постельного белья, резко тормознула на полдороге. – Что значит у нас?

– А то и значит, – он слегка щелкнул ее по носу. – У тебя с работой-то как? А, впрочем, это и неважно. Прогуляешь, если не уложимся в срок. Давай стели постельку, я устал.

Ольга набрала полную грудь воздуха, намереваясь выразить отчаянный протест по поводу прогулов вообще и приказного тона в частности, коим с ней изволят разговаривать, но, посмотрев на Артема, передумала. Кому доказывать-то? Ему, что ли? Так не тот человеческий индивидуум перед ней, который способен прислушаться к голосу разума или внять уговорам и мольбам. Затвор, приклад, курок – вот его неоспоримые аргументы. А все остальное – мусор, не заслуживающий внимания. Единственное, на что она все же решилась, так это уточнить места ночной дислокации присутствующих.

– Диван у меня один, – Оля растерянно вертела в руках чистый пододеяльник и изо всех сил старалась не покраснеть под его пристальным взглядом. – Раскладушки нет. Лишнего матраца тоже. Так что...

– Уговорила, – Артем радостно хлопнул в ладоши. – На полу я не сплю. Зима, холодно и все такое... Так что ложимся вместе на диване.

– Но я не собиралась тебе этого предлагать! – попыталась возмутиться она.

Но Артем и эту ее попытку быстренько свернул одним всеобъемлющим предложением:

– А я не собираюсь к тебе приставать.

Ну что тут возразишь! Начать барахтаться в словесной дребедени, пытаться отстоять некое подобие территориальной независимости, так опять поймает ее на чем-нибудь и обернет себе во благо.

Черт с ним, в конце концов! Пусть укладывается, как пожелает. Ее этот факт совершенно не волнует.

Кривя душой таким вот образом, Ольга не без помощи Артема разложила старый диван, все порывавшийся развалиться на две половинки. Застелила чистой простыней, положила две тонюсенькие подушки, больше походившие на мамкины оладушки. И швырнула два одеяла. Одно себе – ватное. Другое ему – тонкое байковое, которое оставалось в шкафу от прежних хозяев и которое она под дулом пистолета не взяла бы себе из соображений личной гигиены.

– Надеюсь, не замерзнешь, – буркнула она, скорее для того, чтобы не молчать и не чувствовать себя букашкой под стеклышком микроскопа, тщательно разглядываемой на предмет обнаружения запретных мыслей.

– А если замерзну, то что... Согреешь?

Тьфу ты, опять зацепился! Ну хоть ничего не говори, а молчи, как рыба об лед. Хотя и молчание наверняка он расценит по-своему и опять хлестнет чем-нибудь эдаким паскудным.

– Нет, не согрею! – Ольга достала из самого дальнего угла шкафа старенькую пижаму, в которой обычно спала в те дни, когда не топили, и пошла в ванную. – Надеюсь, сопровождать меня под душ не станешь?

– Ладно, расслабься, – Артем потянул себя за рубашку, вытягивая ее из-под ремня джинсов. – Принимай душ в одиночестве. Но только не вздумай закрываться. Дверь сниму с петель тут же. Мобильника с собой нет? Тогда иди. Да не вздумай закрыться, мало ли что...

Ольга подавила очередной тяжелый вздох и двинулась в ванную.

Не закрывайся! На что, интересно?! На этой двери отродясь шпингалета не было. Во всяком случае, в ее, Ольгину, бытность. Сама же дверь походила скорее на толстый кусок картона, чем на что-то другое. Вибрирующая от любого сквозняка. Скрипящая от любого к ней прикосновения. К тому же плотно никогда не закрывающаяся. Отправляясь в ванную, этот последний фактор Ольга как-то из виду упустила. Сейчас же, стягивая с себя одежду, она вдруг всерьез озаботилась. А ну как захочется ее гостю на нее взглянуть, ему в этом случае даже двери приоткрывать не нужно. Просто подойти и постоять тихонько...

Но Артем, судя по всему, был в этом отношении человеком серьезным и принципиальным, потому как, вернувшись в комнату, Ольга обнаружила его возлежащим на диване у самой стены и задумчиво разглядывающим ее растрескавшийся потолок.

Ее появление на него никакого впечатления не произвело. А если и произвело, то он никак не дал об этом знать. Просто лежал, глазел в потолок и молчал. Ольга щелкнула выключателем, не забыв удостовериться, что часы показывают двадцать два ноль-ноль, и, нырнув под свое одеяло, затихла...

Прошло минут двадцать, не больше. Паузы никто нарушать не собирался, хотя ни он, ни она не спали. Попеременно вздыхали, встряхивали одеялами и ворочались с боку на бок. Где-то за стеной орал телевизор. На лестничной клетке то и дело раздавался громкий хохот. Кто-то топал, носясь без устали вверх-вниз по лестнице, невзирая на поздний час. Хотя чему удивляться – первый день Нового года. Народ сначала спал часов до пяти. Потом принялся похмеляться, и веселье пошло по новому кругу. И только у них повисла гнетущая душу тишина. Ольга назвала бы ее даже зловещей. А ну как, насладившись за вечер всеми оттенками ее страха и потешив долго вынашиваемое чувство мести, Артем решится придушить ее ночью! Не просто же так он явился к ней, хотя, если верить его словам, и нарвался на нее случайно. Что-то же все-таки привело его в этот город?