Профессор улыбнулся и пробормотал:

— Предвыборный тур, значит. Эх, нам бы такие проклятия, может, было бы поменьше ворья среди народных избранников разного звена.

Винсент снова начал давать указания, крича на экономку, а потом в комнату влетел мальчик-паж.

— Преподобная мать Сильвия! — прокричал он.

Архивариус замер и побледнел. На его лице сейчас было даже не сто десять процентов белизны, а все двести. Маг резко обернулся к Глушкову.

— Ради Небесной Пары, молчите, о чём бы вас ни спросили! Это инквизиция.

— Я ни в чём не виновен. Мне нечего бояться, — тихо произнёс профессор, хотя уверенности в своих словах не ощутил.

— Все вон! Ковровую дорожку! Вина! Нет, ключевой воды! Подушечку! — закричал Винсент на прислугу, а когда та спешно покинула комнату, заговорил: — Друг мой, вы думаете, королева правит королевством? Нет. Всем правит орден. Королева — лишь удобная помощница для мирских дел, чтоб самим не лезть в сборы налогов, казни бандиток и мошенниц, усмирения мелких бунтов и защиты границ королевства. Королева — это лишь самая родовитая и богатая из дворянок. Орден — вот истинная власть под дланью Небесной Пары, и два её меча — инквизиция и орденская стража. Как вы думаете, для чего создана львиная стража? Чтобы не только усмирять неугодных магов, но и смещать неугодных королев. А инквизиция все роет и роет носом, как свинья лесную подстилку в поисках трюфелей. И вы думали, орден оставит вас без внимания?

Винсент тяжело вздохнул и повернулся к двери, а потом вздрогнул. В проёме стояла укутанная в красный плащ седая старуха.

Профессор с ног до головы оглядел появившуюся на пороге старуху. Преобладающим цветом был красный, как и полагалось инквизиции. Красными были и широкополая шляпа с большим белым пером, и плащ без капюшона, и строгое платье длиной до самой земли, и даже кожаные перчатки с ажурными отворотами. Однако вместо символа Небесной Пары на шее висел декоративный горжет, похожий на тот, что я видел на портрете Петра Первого, позирующего в форме офицера Преображенского полка, то есть изогнутая овальная табличка, подвешенная за края на цепочке. И вот на таком церемониальном горжете уже был символ: двоечка и кулак под ней. Ещё одной приметной деталью была шкура гиены, накинутая на плечи женщины. Через глазницы оскаленного черепа проходил серебряный стилет, отчего было видно немного скруглённое остриё, а рукоять из красного дерева украшал большой молочно-белый камень круглой формы.

Артёму Владимировичу почему-то вспомнились опричники Ивана Грозного, непременным атрибутом которых были отрубленные волчьи головы и мётлы как знак истребления всякой погани.

— Ви-и-инсе-е-ент, — сильным, хриплым и низким голосом позвала архивариуса старуха, улыбнувшись через силу.

Глаза старухи были красные, словно она не спала несколько ночей, а загорелое морщинистое лицо выглядело очень усталым, несмотря на старания держаться бодро.

Пухленький маг аж подпрыгнул на месте, а потом бросился к инквизиторше, рухнул на правое колено и потянулся поцеловать ей руку. Преподобная мать подождала до последнего, а потом отдёрнула пальцы перед самими губами мага, не дав завершить акт подхалимажа.

— Винсент, где свитки?

— Простите мою дерзость, — залепетал архивариус, не поднимая глаз, — но позвольте уточнить, о каких свитках идёт речь?

— О тех, что ты привёз из Нобии, — с лёгкой ехидцей в голосе произнесла инквизиторша.

Маг театрально вздохнул, встал и попытался проскочить мимо старухи, но, даже втянув пузо, не смог.

— Ты бы жрал поменьше, — злорадно произнесла инквизиторша, а потом отошла в сторону, выпуская жертву.

Стоило магу умчаться, как старуха начала оглядывать цепким взором помещение. Взгляд при этом ненадолго задержался на плакатах, рабочем столе и макете с железной дорогой, где стояли бездействующие в этом момент паровозы, ибо профессор не любил все эти детские игрушки. В конце концов, старуха перевела взор на Глушкова.

— Чисельник, — не то спрашивая, не то утверждая, произнесла она и немного вытянула вперёд руку для поцелуя.

Глушков холодно поглядел на перчатку, прямо поверх которой были надеты перстни-печатки и один перстень с большим молочно-белым овальным камнем, таким же, что и в декоративном стилете в глазнице гиены. Профессор никогда ни перед кем не кланялся, а тем более рук не целовал, и ситуация для него была дикая. Возникла напряжённая пауза, хоть драматическую музыку в этот момент запускай для большего эффекта. Не зная, что получится, Артём подошёл ближе и просто-напросто пожал сильную руку инквизиторши.

Женщина удивлённо изогнула бровь. Краешки её губ едва заметно изогнулись в намёке на улыбку.

— Ты — архимаг пришлых, — опять произнесла преподобная мать в своей непередаваемой манере, а когда Глушков неуверенно пожал плечами, добавила: — Ты имеешь право представлять свою гильдию?

— Эм-м-м… зависит от сложности и важности вопроса, — с лёгкой заминкой ответил Глушков.

Он не думал, что придётся отвечать за кого-то. Нет, конечно, у него были подчинённые в лаборатории, студенты на практике и прочее, но отвечать за всех? Это в диковинку.

— Орден внимательно смотрит за тем, как ваши люди копают землю, и пока не мешает. Что вы там ищете? Золото? Серебро? Самоцветы? Соль? Руду?

— Разное, — поджав губы, протянул Глушков. Ему нужно было срочно подбирать правильные слова. В первый раз он пожалел, что не имеет прогрессорской подготовки.

— Если золото и серебро, то прошу помнить, что это земли королевства, и ордена в том числе. И золото с серебром, как и всё остальное, принадлежат ордену и лордессам, на чьих землях вы роетесь.

Профессор поджал губы. Ему не понравился ход беседы.

— А почему вы задаёте этот вопрос мне? У нас есть целый герцог, которому поручено вести дела.

Инквизиторша брезгливо поморщилась и тихо крякнула в ответ.

— Много ли дел можно иметь с ветреным придворным мужчинкой. Они все одинаковые: только и умеют, что распускать сплетни и плести мелочные интрижки, а ещё норовят запрыгнуть в постель к титулованным госпожам, так сказать, в местечко потеплее.

Глушков нахмурился, так как в этот миг осознал, что кто-то наверху наступил на очень большие грабли. Скорее всего, политики отмахнулись от советов учёного сообщества и назначили не того, и получается, что даже если бы отправили под видом земной герцогини дочку какого-нибудь олигарха или депутата, пользы было бы на порядок больше. Политики не учли средневековый менталитет и тотальное расслоение общества. Здесь балом правят бабы. Не зря же Реверс зовут Бабьим Царством, а заморские коллеги именуют не иначе как Queendom (Квиндом), что, по сути, так же и переводится.

— Но я тоже мужчина, — осторожно попытался сопротивляться профессор.