И все же он продолжил выступления в Циндао, Дальнем, Харбине, Тяньцзине и Пекине.

В Харбине его поразила одна сцена. Манчжурия была тогда под властью японцев. Они отмечали годовщину своей победы при Цусиме. Был устроен военный парад с проходом войск, демонстрацией оружия, со знаменами и иллюминацией. Во главе колонны маршировали русские царские генералы.

– Что это?! – Шаляпин не мог прийти в себя от изумления. – Как можно опуститься до того, чтобы маршировать в колонне своего врага, подобно тому, как рабы шли за колесницей победителя!

Следующий концерт у него был в Маниле, оттуда он снова отправился морем в Японию.

– Вот теперь я могу сказать, что объехал весь мир, – размышлял он во время плавания, – а Сибири так и не увидел!

Он дает еще два концерта в Токио и направляется в Европу, которую ему уже не суждено покинуть.

На пароходе Федора Ивановича застает телеграмма с сообщением о смерти Максима Горького…

* * *

Июль и август 1936 года Шаляпин провел на отдыхе. Ему стало намного лучше.

В ноябре он снова начал выступать. Его голос утратил отличавшую его в молодости свежесть и гибкость, но все еще звучал мощно, роскошно.

Первыми после отдыха были спектакли в Варшаве. Из Польши он переезжает в Скандинавию, а оттуда в Германию, где дает концерты в Берлине и Кельне. Восьмого января поет в Париже «Дон Кихота», а одиннадцатого января он уже в Бухаресте.

Затем следуют концерты в Бремене, Праге и Лейпциге, семь концертов в Англии, потом опять Берлин и Италия (Милан, Рим, Неаполь).

В начале апреля Шаляпин прибыл в Варшаву, где выступил в двух спектаклях «Бориса Годунова». В Большом оперном театре его встретили уважительно, трепетно и сердечно. На репетициях все его пожелания охотно выполнялись, и Федор Иванович почувствовал новый прилив энергии. Он был счастлив: он работал в настоящем театре, с хорошими профессионалами, в прекрасной атмосфере. Спектакли прошли с триумфальным успехом.

В присутствии публики Шаляпин поблагодарил дирекцию театра и коллег:

– Давно я не чувствовал себя так хорошо, как с вами, давно я не пел с таким удовольствием. Спасибо вам, друзья.

Публика не хотела отпускать певца со сцены. Тогда он пообещал, что после Пасхи еще два раза выступит в «Борисе».

Он сдержал свое обещание. 6 мая 1937 года состоялся второй варшавский спектакль «Бориса Годунова» с Шаляпиным в главной роли. Это было его последнее выступление на оперной сцене…

«Насколько же беднее нас будут наши потомки, ведь они не увидят ни Анну Павлову, ни Шаляпина», – писали тогда польские газеты.

Из Варшавы Шаляпин направляется в Литву, где 10 мая поет концерт в Большом зале города Вильнюса. 13 мая он дает концерт в Варшаве, в зале Филармонии.

Затем следуют концерты в Цюрихе и Женеве.

18 июня состоялся концерт Шаляпина в Париже.

Интерес к нему был огромен. Зал «Плейель» был заполнен публикой за несколько часов до начала концерта, а народ все прибывал. В зале стояла тишина, зрители почти не разговаривали, все были в напряженном ожидании… Наконец занавес поднялся, на сцену вышел Шаляпин.

Лицо его, исхудавшее, с глубокими морщинами в углах рта, казалось скорее усталым, чем больным. Но как только он начал петь, его озарил внутренний свет.

После второго номера программы Шаляпин подошел к роялю и без видимого усилия подтащил его к рампе. Это усилило впечатление прекрасной физической формы певца, произведенное его пением. Звуки лились широко и свободно, со специфической шаляпинской кантиленой.

«C’ est épatant, c’ est génial»[90], – слышалось в публике.

Несмотря на то, что программа была весьма обширной (более двадцати номеров), несмотря на то, что Шаляпин еще и солировал в духовных сочинениях, которые исполнял кафедральный хор под управлением Н. Афонского, Шаляпин много пел на «бис». Он не заставлял публику долго себя просить. Пел радостно, вдохновенно. Веселые песни и романсы сменялись трагическими («Смерть и девушка» Шуберта, «Надгробный камень» Бетховена, «Смерть кружит надо мной» Сахновского), но в целом атмосфера концерта была радостной, оптимистической. Закончив петь, Шаляпин долго прощался с публикой. Ему явно не хотелось уходить со сцены.

Это было последнее выступление Шаляпина перед парижанами. Следующий концерт, состоявшийся 23 июня 1937 года в Истборне, в Англии, стал завершением его карьеры…

Шаляпин пробыл недолго в Париже, потом уехал в Эмс вместе с женой и дочерьми Марфой и Мариной. Он жаловался на боль в груди, говорил, что ему тяжело дышать, но был уверен, что лечение на курорте ему поможет. Однако улучшение не наступило. Он потерял аппетит.

В середине августа Шаляпины побывали в Зальцбурге, провели две недели на озере Блед в Словении, затем на Адриатике, в Опатии. Оттуда уехали в Будапешт, где Шаляпин встретился со своим импресарио Кашуком. Они вместе провели десять дней в Татрах.

12 сентября Шаляпин приехал в Вену для консультации с профессором Фальтом, который лечил его от диабета. Собрался консилиум врачей, который установил у больного сердечную слабость и эмфизему легких. Его оставили в санатории.

Шаляпин был уверен, что через несколько месяцев поправится и, вернувшись в Париж, стал строить планы на будущее. Если раньше он предполагал закончить свою карьеру, отпраздновав сорокалетие работы на сцене, то теперь думал о том, как отметить пятидесятилетие своей творческой деятельности. Но этим планам не суждено было осуществиться…

В феврале 1938 года врачи обнаружили у Шаляпина лейкемию. Был приглашен мировой авторитет в области заболеваний крови, профессор Вейль. Испробованы все имевшиеся в то время методы лечения, но болезнь прогрессировала.

Иван Бунин, Марк Алданов, Константин Коровин и другие, узнав о тяжелой болезни своего друга, часто навещали его. Ежедневно, а то и два раза в день, приходил Сергей Рахманинов. В парижской квартире неумолимо угасала жизнь великого человека, начавшаяся в центре необъятных просторов России, жизнь человека, осветившего прометеевым огнем небосклон оперы ХХ века. Все сознавали это, кроме самого Шаляпина, который упорно верил в свое выздоровление.

«Милая Арина, – писал он за две недели до ухода из жизни, – это Таня под диктовку пишет тебе это письмо. Конечно, я сам мог бы тебе тоже писать, но мне это затруднительно, потому что месяц тому назад доктора уложили меня в кровать и приказали не вставать и много двигаться, так как у меня нашли малокровие.

Ты не беспокойся, доктора здесь хорошие

В настоящее время как будто в смысле малокровия я сдвинулся в лучшую сторону, но главное, что затрудняет мои движения, – это какой-то особенно проклятый кашель. Что-то особенное случилось с моей грудью. Доктора говорят, что это склероз дыхательных путей (видишь, еще болезнь и, мне кажется, самая главная). Я потерял вместилище груди, глубоко вздохнуть – это значит сейчас же закашлять, и в пустоту этой самой груди мне как будто бы положили доску или камень.