я вроде бы убит. С другой – тело пропало, конь мой тоже, а эта тетка такого нагородит, что завтра за мной не только люди Золота… тьфу ты, Остроума охотиться будут, но и еще кто похуже. Патрули вон, к примеру!

– Точно, – поддержал Ясенец. – Еще как будут. А ты и сам приметный, и конь твой тоже… Но можно по ночам ехать, а днем где-нибудь отсыпаться, так риска меньше.

– Согласен, – кивнул я. – Вот пока ночь, и поедем себе подобру-поздорову. К утру уже далеко будем!

– Ага, сейчас, поедем мы… – фыркнула пустота. – Ворота уже закрыли. До утра никого из города не выпустят, разве только за деньги, но тогда тебя точно запомнят.

Я только в затылке почесал: совсем забыл, как заведено в крупных поселениях. Точно-точно, тут и ворота на ночь запирают, и стража по улицам шатается… Другое дело, что под дождем стражники особенной прыти проявлять не должны, засядут в какой-нибудь харчевне и пить будут, но все равно не хотелось бы даже случайно попасться кому-то на глаза!

– Ясенец, ты тут вообще бывал?

– Давно как-то, – ответил он. – А что?

– Придумай, где нам до утра переждать, чтобы ни на кого не нарваться. А с рассветом постараемся выскочить из Майеты, пока стражники еще сонные и не соображают толком.

Колдун шумно почесался, судя по звукам, потом сказал:

– Это нам на окраину надо. Там вопросов не задают, даже если заметят… Ну и если приплатить маленько.

– Приплатить – это мы можем, – усмехнулся я, похлопав по седельной суме, и осекся. – Вот сволочи! Чтоб вам провалиться, чтоб вам…

– Ты что, Север? – изумилась Эсси, когда я закончил длинное, не очень оригинальное, но крайне выразительное пожелание тем, кто не позарился на Везунчика, но выгреб все, что нашел ценного. А серебра там было немало!

– Ничего. Из денег у нас теперь – только то, что у меня в кармане, – буркнул я. – И припасов никаких не осталось. Плохо дело…

– Можно чью-нибудь кладовую подломить, – предложил Ясенец. – Пока я невидимый, это запросто!

– А собаки? Учует – и если не сцапает, так шум поднимет, – фыркнул я.

– Э-э… – довольным тоном протянул парень. – Насчет собак не беспокойся, на меня сроду ни одна шавка не гавкнет… Так что, пойдем на дело? Все равно ночь длинная, делать нечего…

Я подумал и решил, что делать и впрямь нечего.

– Неправильный ты какой-то колдун, – сказал я Ясенцу. – Повадки стражников знаешь, где спрятаться – представляешь, еще и обворовать кого-нибудь норовишь!

– Ясное дело, колдун я неправильный, – вздохнул невидимка. Я живо представил себе, как с длинного носа Ясенца срываются капли дождя. – Дед же меня совсем не колдовству учил! То есть не совсем колдовству…

– А с этого места поподробнее! – встрепенулся я.

– Да, рассказывай! – присоединилась ко мне Эсси.

– Баш на баш, – потребовал Ясенец. – Я тебе про себя расскажу, а ты – про себя!

– Ладно, – согласился я.

Все равно пришлось бы: мне еще придется просить его третий болт у меня из груди вытащить, без объяснений никуда.

– В общем, дед мой… ну, не мой, приемный… Короче, он был вор, – сказал колдун спокойно. – Удачливый. Столько протянул! Попадался, бывало, но обходилось как-то. А на старости лет на покой ушел, у него там до конца жизни хватило бы. Я ж говорил, мы лучше прочих жили! Он только особо не светил деньгами-то… А почему он меня взял, сам не знаю. Дед говорил только, что увидел – у меня способности есть. Ну, к ремеслу его. Как он определил, тоже не сказал, но учил много чему…

– Например? – любопытно спросила Эсси, а я уже начал догадываться.

– По большей части – всяким хитростям и мелочам, – ответил Ясенец. – Как разных людей разгадывать, к кому какой ключик подобрать, где нужного отыскать, если надо будет. С замками – то же самое… Не жадничать учил, это в нашем деле важно. – Он шмыгнул носом. – Потом научил травы различать. Ну ты помнишь, Север, в лесу?

– Ага. «Гнусья смерть», да?

– Она самая. Для собак у меня тоже кой-чего имеется! – хихикнула пустота. – Ну и я это… лечить маленько умею. Тоже важное дело: так вот нарвешься, а лекаря позвать не спеши, потому как тот заложить может. А к деду моему вся деревня за травками ходила, он знахарем слыл… Я до полной учености дойти не успел, но все-таки кое-что могу. Рану даже зашить сумею… наверно.

– А в разъезд как угодил? – поинтересовалась Эсси. – За приключениями подался?

– Не-е… – протянул Ясенец. – Видал я те приключения знаешь где? Это меня загребли, когда по деревням искали всех, кто хоть немножко к колдовству способен. А я-то, дурак, и не сообразил… Так и попался. Был бы дед жив, придумал бы что-нибудь, а я ж его совсем недавно схоронил, не обвыкся один еще…

Он снова шмыгнул носом. Простыл, что ли? Если так, пусть сам на себе свои травки испробует!

– Не сообразил, значит? – задумчиво произнесла Эсси. – Чувствовать колдовство ты можешь. Значит, это умел и твой дед, так он тебя и выбрал. Больше ты ничего толком не умеешь, но невидимкой вот сделался. Этому тебя дед научил или потом уже?..

– Дед, конечно, – хмыкнул Ясенец. – У него здорово выходило, а я вот… Сама видишь.

– Не вижу, – засмеялась девушка. – А в отряде знали, что ты… ну…

– Нет, тут я уж сообразил, что лучше помалкивать! – ответил он. – Прикинулся дурнем деревенским, меня сюда и загнали. Колдовство чую, а большего от меня и не требовалось. Я только и ждал, когда случай подвернется, чтобы сдернуть… А тут вы!

– А чего ж не удрал, а за нами пошел? – задала она резонный вопрос. – Скрылся бы, и все. Вдруг тебя и впрямь оборотень съел?

– Не-е, так не вышло бы, – судя по тому, что на меня полетели брызги, парень энергично помотал головой. – Если б я сам по себе утек, то и ладно, поискали бы чуток, да и забыли. А вот так… чтоб трупы на дороге… След вашего приятеля скоро бы угас, и на кого бы это убийство повесили?

– Да ты не тянешь на бойца!

– Ага, стал бы кто разбираться! – Ясенец посопел и добавил: – Дальше вы знаете. Я за вами пошел и попался. Может, и к лучшему…

– Точно. Только теперь тебя наверняка искать станут, – усмехнулся я.

– Ну что ж, значит, судьба такая… Твоя очередь, Север, – напомнил он. – Давай рассказывай, как это вышло? Я же слышал. Они проверили, что ты того… готов. И как же ты ожил?

– Я не оживал, – ответил я и невольно ухмыльнулся.

– Эээ… – произнес Ясенец.