Уже минут через сорок Линдсей Гордон подходила по аллее к закрытой школе Дербишир-Хаус. Было два часа, школьные корпуса освещались лишь тусклыми лампочками, горевшими в коридорах. Приблизившись к главному корпусу, Линдсей несколько раз обошла его, внимательно присматриваясь к стенам. Наконец она вошла в здание через заднюю дверь, расположенную рядом с кухней, отперев замок ключом Пэдди. Оказавшись внутри, она сняла свои тяжелые ботинки и на цыпочках двинулась вперед по коридору. Потом Линдсей стала подниматься вверх по черной лестнице, освещая себе путь крошечным фонариком, который всегда был при ней наряду с непродуваемой курткой, компасом, свистком и швейцарским армейским ножом. Открыв дверь в музыкальный класс, журналистка проскользнула в темное помещение.

Она стала медленно обходить комнату, не концентрируя внимание на мелких деталях, но пытаясь одним взглядом охватить обстановку. В конце концов она уселась на учительский стул. Линдсей закрыла глаза и попыталась представить себе, какой была эта комната, когда она вошла в нее почти сразу после преступления – после отчаянной просьбы Памелы Овертон взять в свои руки связь с прессой. Линдсей восстанавливала в памяти все, что увидела тогда, и попыталась сравнить с тем, что было перед ней сейчас. Ничего важного ей не вспоминалось. Вздохнув, Линдсей обругала себя за дырявые мозги и встала.

Выйдя из класса, она заперла дверь и стала обходить остальную часть музыкального отделения. Ничего, что хоть немного насторожило бы! Она даже добрела до задней части сцены, постояла там, но ничего так и не всколыхнулось в памяти. Линдсей в отчаянии побрела по коридору в зал. И так же, как в день убийства, остановилась у окна, чтобы собраться с мыслями. Невдалеке от здания она увидела огни, горевшие на площадке,где строился корт для сквоша. Все остальное было погружено в ночную тьму. Однако в темноте было еще что-то. Прямо под окном находился кухонный блок, на крыше которого было то самое нелепое ограждение и миниатюрные деревья в кадках. И вдруг Линдсей поняла, что не давало ей покоя в течение последних шести дней.

В камере они были вдвоем. То, что их не выпускали под залог, давало им некоторые привилегии. Во-первых, Пэдди разрешили оставаться в своей одежде и читать книги. Джиллин Маркхэм или ее помощник, в соответствии с указанием Корделии, ежедневно навещали ее и приносили газеты, хорошую еду и по полбутылки вина – с позволения тюремщиков. Но, несмотря на эти мелкие радости, которые делали ее жизнь в заточении более или менее приемлемой, Пэдди было очень нелегко привыкнуть к обитанию в этом жилище – как и всякой женщине. Однако ее дух не был сломлен. Слушание дела в суде магистрата – о том, чтобы и дальше оставить ее за решеткой, она восприняла как нечто происходившее совсем не с ней. Но когда ее привели в камеру, она стала ощущать себя животным, которого привезли на бойню. Однако даже личный обыск – процедура невероятно унизительная – еще было не самым ужасным. Как и тюремная абсолютно отвратительная еда.

Что доводило ее до крайней степени отчаяния так это полная изоляция. Сокамерница Пэдди, сидевшая за сбыт краденых вещей, была особой довольно приветливой. Но им, собственно, не о чем было говорить. Мэрион, что вполне понятно, думала только о том, что ждет ее троих маленьких детей и безработного любовника, живущего у нее в доме. Несмотря на свое нынешнее тяжелое положение, Мэрион часто повторяла, что не понимает как это Пэдди может быть счастлива без семьи и постоянного любовника. Ее разговоры еще больше огорчали Пэдди, которая тоже стала гадать, почему ей не удавалось ужиться ни с одним из своих кавалеров, с которыми у нее в свое время были романы. Впрочем, в ее нынешней ситуации надо было радоваться хотя бы тому, что Мэрион была настроена вполне дружелюбно, потому что остальные заключенные обычно неприкрыто злорадствовали, увидев представительницу среднего класса, которая подвергалась тем же унижениям, что и они.

Пэдди проснулась по звонку, возвещавшему наступление субботнего утра. В это же мгновение Корделия пробудилась от трезвона своего будильника. Она перекатилась на бок и пошарила рукой там, где должна была лежать Линдсей. Не обнаружив ее, Корделия резко села на кровати Она уже довольно хорошо изучила привычки подруги и понимала, что только крайняя необходимость могла заставить ее встать ни свет ни заря. Окончательно проснувшись, Корделия вдруг сообразила, что сжимает в руке клочок бумаги, который схватила, когда выключала будильник.

Прочитав записку, Корделия выбралась из постели. Быстро одевшись, она выбежала на улицу. Утро было серым и промозглым. Вынув из багажника ключи, Корделия открыла машину и села за руль, затем сунула ключ в замок, чтобы включить зажигание. Но ничего не вышло. Выругавшись, она сделала вторую попытку. Ничего. Тут она вспомнила, что Линдсей упоминала о том, что установила в машине блокатор для двигателя.

– Чертовы технические штучки! – пробормотала Корделия Браун, шаря рукой под бардачком в поисках выключателя.

Едва она нажала на тумблер, зажигание тут же включилось – мотор завелся. За каких-нибудь шесть минут она доехала до Лонгнор-Хауса. Она бегом помчалась в комнату Пэдди, рывком открыла дверь и вбежала внутрь. Не увидев там Линдсей, она запаниковала. Но потом вспомнила про спальню.

Одежда Линдсей была разбросана по всей комнате, а сама она крепко спала в постели. Корделия остановилась и глубоко вздохнула, пытаясь унять сердцебиение. Во сне Линдсей выглядела раза в два моложе. Ее лицо покрылось нежным румянцем, волосы растрепались, черты смягчились. А потом, почувствовав, что на нее кто-то смотрит, Линдсей стала медленно просыпаться.

– Доброе утро. – сонным голосом пробормотала она. – Который час?

– Уже двадцать минут восьмого, – ответила Корделия.

– Господи, и только-то? – возмутилась Линдсей. – Я-то надеялась, что ты хотя бы сделаешь пробежку, прежде чем ехать сюда. Я и представить себе не могла, что есть что-то, что может заставить тебя пренебречь этим ритуалом.

– Ну ты даешь! Оставила мне такую записку и рассчитывала, что я преспокойно отправлюсь бегать, потом позавтракаю и лишь потом поеду за тобой? – обиженно проговорила Корделия.

Приподнявшись, Линдсей оперлась рукой на локоть и кивнула.

– А почему бы и нет? – удивилась она. – Я же ни слова не написала о том, что моя просьба забрать меня отсюда – срочная.

– Но что ты здесь делаешь?

– О-ох. – вздохнула Линдсей. – Думаю, Пэдди не станет возражать. Просто мне не захотелось идти назад пешком в три часа ночи. Я вдруг почувствовала такую усталость, что решила поспать прямо тут. Кстати, отлично выспалась, – улыбнувшись, произнесла она.

– Господи, ты просто невыносима. – воскликнула Корделия. – Но скажи: чего ради ты среди ночи вскочила и отправилась сюда на своих двоих? Ведь ты пешком шла, а не наняла машину?

– Да, я шла пешком, – кивнула Линдсей. – Это же недалек. – всего пару миль по болотистым вересковым пустошам. Видишь ли, я долго не могла заснуть, вот и решила, что если приду сюда поброжу по главному корпусу и вокруг него, то, возможно, получу ответы на многие мучащие меня вопросы.