«Придумал он когтями там копаться,

Где я зарыл сокровище мое!» —

говорит Эвклион.

Правда, петуха он на месте же убил палкой, но все-таки сердце Эвклиона не спокойно. В это время приходит Мегадор и произносит речь, полную нападок на женщин, своими тратами разоряющих мужей. Зрители-мужчины с жадностью и видимым сочувствием слушали эти речи Мегадора, а Эвклион прямо впился в него глазами, ловя каждое слово о преимуществах бедных невест. Но когда Мегадор после этого обращается к Эвклиону с предложением выпить с ним сегодня вина, Эвклион опять враждебно настораживается: ему кажется, что Мегадор неспроста хочет пить с ним вино: он, очевидно, намерен напоить Эвклиона пьяным, чтобы украсть у него кубышку, которую он решил носить с собой. Вследствие этого Эвклион опять решает спрятать кубышку – на этот раз в храме богини Верности, виднеющемся вдали.

Когда Эвклион уходит, на сцене появляется раб Стробил, посланный Ликонидом, женихом Федры, услышавшим о ее помолвке с Мегадором, узнать, что происходит в доме Эвклиона. Он садится вблизи дома у алтаря – жертвенника и ждет. В это время возвращается Эвклион и, не замечая Стробила, громко молит богиню Верности сохранить его золото, которое он спрятал в ее храме, в роще, ей посвященной. Стробил слышит это и решает похитить кубышку, но Эвклион, только теперь заметивший его присутствие, неожиданно приходит к заключению, что тот уже похитил его кубышку. Несмотря на сопротивление Стробила, он обыскивает его, но убеждается, что у того ничего нет. Однако он решает, что в храме Верности его кубышка далеко не находится в безопасности, и поспешно бежит туда. Возвращаясь оттуда, он говорит, что зароет ее в роще бога лесов Сильвана, за городской стеной. Ликонид опять подслушивает его, но на этот раз остается незамеченным; он решает заранее забраться на какое-нибудь дерево в роще, чтобы подсмотреть, куда Эвклион зароет свою кубышку. Стробилу удается обмануть скрягу Эвклиона, и он раньше него возвращается к его дому, около которого Ликонид просит свою мать убедить дядю, чтобы тот уступил ему Федру. Когда они уходят, появляется Эвклион. Он уже обнаружил пропажу кубышки и идет, жалуясь на свое несчастье; он обращается к зрителям с просьбой указать ему вора, но они не испытывают к нему никакого сочувствия, и по их рядам проносится смех. Тогда Эвклион приходит в состояние гнева. Он говорит:

«Смеетесь вы а я ведь знаю всех,

И знаю, здесь воров немало…

Скрывают их наряды и белила…

Сидят себе и честными глядят…»

По уходе Эвклиона являются Ликонид со Стробилом, и последний хвалится своей находкой. Ликонид требует от Стробила, чтобы тот возвратил кубышку Эвклиону, и Стробил подчиняется приказу господина. Эвклион, получивший назад свое золото, на радостях соглашается выдать дочь за Ликонида.

Пьеса была разыграна актерами очень весело, и зрители шумно аплодировали.

После комедии, в антракте, на сцене появились канатные плясуны, всякого рода акробаты и фокусники.

Раб из комедии (бронза)

Еще большее удовольствие, чем комедия, доставили зрителям ателланы, т. е. небольшие пьески комического содержания; в них было 4 действующих лица: глуповатый шут, толсторожий парень, простоватый дед и лукавый горбун. Актеры, бывшие в масках, играли эти пьесы не по писаному тексту, а тут же их сочиняя, поэтому содержание их было очень просто, и они были коротки. Актеры говорили простым, грубым языком, пересыпая часто свою речь непристойными шутками; иногда они метко поддевали кого-либо из видных лиц города или села, что вызывало шумные аплодисменты публики. По большей части содержанием ателлан (их было дано несколько под названиями «Осел», «Рыбак», «Свадьба» и др.) служили разные деревенские события, что было как раз кстати во всенародный праздник сатурналий, праздник земледельцев.

Было уже поздно, когда закончились представления в цирке и в театре. Зрители, жившие в отдаленных кварталах города, спешили поскорее добраться домой, так как Древний Рим никогда не пользовался доброй славой относительно уважения частной собственности и охранения безопасности граждан. С наступлением ночи богатая, роскошная столица погружалась в полнейший мрак, а между тем город и его окрестности с незапамятных времен подвергались двум страшным бичам – нищенству и разбою. Хотя разбойников и приговаривали к самым ужасным казням, их дерзость доходила до того, что они производили грабежи у самых ворот города. Ввиду всего этого жители, вышедшие из цирка и театра, старались держаться поближе друг к другу, и лишь вельможи, сопровождаемые своими рабами с факелами и фонарями в руках, отставали от этого потока зрителей, не боясь воров и плутов, находивших в Риме богатую добычу и понимавших, что в многочисленных трущобах города им гораздо привольнее, чем в селах.

Через какой-нибудь час улицы города совсем опустели, и только кое-где хмельные ночные гуляки, знатные молодые люди, возвращавшиеся толпами с пирушек домой, заводили ссоры со случайными ночными пешеходами.

Рим заснул, чтобы, проснувшись на следующее утро, вновь предаться веселью.

У Катона старшего

А. Васютинский

Уже высоко стояло солнце на небе, когда Люций Гельвий подъезжал к поместью своего соседа. Не раз давал он себе слово заехать к старику, образцовому хозяину, да все никак не удавалось выбрать удобного времени: неотложные дела по хозяйству лежали на нем тяжелым бременем. Маленькое поместье доставляло немало хлопот молодому хозяину – на рабов не мог он положиться, всюду приходилось наблюдать самому, и все же с трудом сводил концы с концами. Сосед же, которого звали Марком Порцием Хитрецом Катоном, далеко в окружности славился как образцовый хозяин. Многому, говорили, у него можно было поучиться.

Катон

Не спеша, Люций Гельвий верхом на лошади, с рабом, который вприпрыжку поспевал за своим господином, приближался к поместью Катона. Узнал он, что старик недавно прибыл из Рима в свое поместье, и спешил воспользоваться удобным моментом. День был погожий, ясный – словом, все способствовало поездке. Издали увидели путники невысокое деревянное строение, нештукатуренное, значительно обветшавшее, но видимо старательно ремонтированное. Там и сям виднелись деревянные новые заплаты. Со всех сторон окружали его различные службы. Громкий лай целого полчища собак встретил путников: свирепых псов, однако, не было видно, что не скрылось от глаз Гельвия. «Справедливо, – подумал он, – рассчитывает хозяин, что запертая днем собака будет злее в ночное время». Здоровые, сытые рабы быстро приняли от Гельвия лошадь и скоро провели к самому Катону. С важностью приветствовал тот заробевшего гостя.