не удивившись моей покладистости, Артём внёс меня на веранду и свернул за спинами слушающих к номеру Милы.

— Теперь ты живёшь здесь, — сказал он, едва мы оказались в лучшем полулюксе, который занимала ранее Милана. Артём чуть склонился, позволяя мне поставить ноги на пол.

— Ой...

— Нога? — взволновался он.

— Нет, нога в порядке... — моргнула я, обнаружив свой чемодан и аккуратно сложенные на стуле собственные вещи, ещё утром разбросанные будто взрывом в каморке между этажами. — Но я же заяц, и ни за что не платила...

Артём закрыл дверь за спиной, но так и остался возле неё.

— Зато ты работала. Любой альтруизм наказуем. Теперь имеешь право жить здесь, сколько захочешь. Бонус от владельца.

— А...

— Не волнуйся, от Миланы здесь и духу не осталось. Всё вымыли, бельё заменили. Никита вызывал "главную по уборке", — иронично усмехнулся Артём, вспомнив о "домоправительнице".

— Спасибо! — расцвела я. — Волшебство продолжается...

Мне в глаза бросилась ваза с розами и корзина с фруктами на журнальном столике.

— Это мне?

— Разумеется.

У меня перехватило дух, я шагнула к Артёму, стараясь держать осанку, — получилось косо, как у хромой мартышки. Я скривилась. Он поддержал меня, хотя я и не собиралась падать. Просто больно...

— А как же прослушка? Что мы будем с ней делать? И с бандитами? — проговорила я, понимая, что больше всего на свете хочу, чтобы он меня поцеловал. Всё моё я тянулось к нему, как гвоздик к магниту.

— Мы — ничего, — подчеркнул Артём, всё ещё поддерживая мой локоть, будто тот грозил отломаться и упасть на пол, разлететься кучей фарфоровых осколков. — Мои ребята всё решат сами. Они всегда решают...

На последнем слове Артём запнулся. В его взгляде мелькнули догадка, испуг, гнев, и снова в карем море его глаз наступил штиль.

— Прости, Эля, тут сатсанг, — сказал Артём почти равнодушно. — Я пойду, ты отдыхай.

И вышел из номера, бросив меня на полуслове и полумысли, одну с невыраженной благодарностью и так и не отданным поцелуем. Я глянула на себя в зеркало: нет, рога не выросли, клыков вампирских тоже не видно, и даже на голове не "дом".

Что же с Артёмом происходит? Заботится и отталкивает. Одаривает и сбегает. С Люсей, что ли, посоветоваться? — вспомнила я о подруге.

Сквозь щель незакрытой двери доносился голос Мастера. По-настоящему спокойный. Может, дело в этом самом "ретрите"? И есть ещё условия, которые я не знаю? Или так называемые "прыщи" — подарки Вселенной — вылезли, и Артём вдруг осознал, что их не так просто решить, просто не хочет мне признаться, чтобы авторитет не терять?

Мне захотелось его понять. Поправив волосы и одёрнув футболку, как гусар китель, я похромала на сатсанг. Грех не воспользоваться возможностью узнать больше о том, что интересует мужчину, в которого я влюбляюсь всё больше и больше...

* * *

— ... никто ни в чём не виноват, — говорил Мастер, отвечая на вопрос Кости. — Знаешь притчу Ошо о пустой лодке? Нет? — Он осмотрел присутствующих. — Ладно. Представьте, что вы плывёте по реке в лодке, тишина, погода чудесная, плеск воды, всё прекрасно, и вдруг — бабах, в вас врезается другая лодка. Первое мгновение — гнев! Оборачиваешься с мыслью: "Кому вмазать веслом?". А другая лодка пустая. Что тогда делать? Кого винить? Кому веслом? А некому...

Все рассмеялись.

— Жизнь происходит. Она происходит вообще. Всегда думать, что тебя ударила пустая лодка. Не искать виноватых, потому что их нет. Случилась хрень? Расстроился? В первый момент — да, а во второй вспомни: "лодка пустая", некому веслом в лоб. Понял, и живи дальше.

Костя довольно закивал, и все вокруг. А я не выдержала и подняла руку.

— Да, Эля, что ты хотела спросить? — Луч от лампы сверкнул на абсолютной гладкой лысине Мастера, словно нимб.

— Притча хорошая, мне понравилась, — произнесла я. — Но это только слова. А что делать, если кто-то причинил тебе физическую боль? Тоже посчитать, что он — пустое место?

— На всё существует тысяча причин, — начал Мастер. — И ты концов не найдёшь, как и одной веской причины, почему именно это случилось. Так что да, вспомни про "пустую лодку".

— Но я не святая, и я не понимаю, как можно такое простить.

— Слышала о Серафиме Саровском? А историю с разбойниками?

Мастер окинул взглядом аудиторию, и я тоже обернулась. И вдруг увидела сидящего на стуле у лестницы Артёма. Он закрыл ладонями лицо...

— Эля? — напомнил о себе Мастер.

Я заставила себя отвернуться от Артёма, хотя в душе всё перевернулось, в животе отчего-то стало холодно.

— Что-то слышала, но уже не помню, — рассеянно ответила я.

— Серафим Саровский жил в землянке в лесу за стенами монастыря, практикуя так, как ему сердце велело, а не по канонам, ну, и чтобы не отвлекал никто, — рассказывал Мастер. — Но люди к нему всё равно ходили: исцелиться, совета спросить, мудрость послушать.

— Как на сатсанг, — заметил "Капитан".

— В некотором смысле, — улыбнулся Мастер. — Итак, отшельник всех принимал, а денег не брал. Только крепостные мужики из соседней деревни того в толк взять не могли. Они решили, что жадный монах рассовал мешки с добром под лавки и жирует, а они бедствуют. Значит, — подумали они, — пора ему делиться. И вот однажды, когда он работал на своём огороде, мужики напали на него и потребовали денег. Били жестоко, не верили, что отшельник нищ, одной снытью питается. Всё в землянке перевернули, вокруг тоже, ничего не нашли и оставили его, наконец. Израненный Серафим с пробитой головой кое-как добрался в монастырь за помощью. Монахи в ужасе были, хотели искать разбойников и судить, а Серафим когда в себя пришёл, категорически запретил их наказывать.

— Почему? — спросила я.

— Потому что жизнь случается. И никто не виноват.

— Но ведь тут есть конкретные преступники! Почему никто не виноват?

— Потому что никого нет. Наше эго — иллюзия.

И вдруг мне в глаза бросилось полыхающее пламя неподалёку на улице.

— Огонь! — воскликнула я.

— Хо, ну вот и ты поняла, — хмыкнул Костя.

— Да нет, огонь! Настоящий! Пожар!