– Очевидно, он даже не подозревал о том, что мы уже вышли на его след, – задумчиво промолвила Браун. – Иначе он понял бы, что игра кончена.

– Если б он это знал, то, возможно, не стал бы убивать Беркшир.

– А может быть, вы ошибаетесь, и между Дабни и Беркшир была какая-то связь, но только вы ее до сих пор не установили.

– Совершенно верно, – согласился Декер, откусывая большой кусок от бургера. Обмакнув картошку в кетчуп, он съел ее и вытер пальцы бумажной салфеткой. – Но нам нужно же с чего-то начать. А если связь была, мы обязательно это выясним, когда будем изучать их прошлое, особенно прошлое Беркшир.

– Но пока что у вас нет никаких ниточек, – заметила Браун.

– У нас есть клоун, – сказал Амос.

Харпер едва не поперхнулась пивом.

– Так, не поняла…

Декер рассказал ей о том, что, возможно, сигналом для Дабни стало появление клоуна.

– Давайте закончим здесь и отправимся туда, где можно спокойно побеседовать.

– Куда, например?

– Например, ко мне.

* * *

После того как они доели и Харпер расплатилась, она отвезла Декера на улицу, застроенную старыми дорогими домами, судя по виду, недавно отреставрированными. Улица находилась всего в двух кварталах от Капитолийского холма. Поставив машину на стоянку, Харпер заглушила двигатель.

Декер оглянулся по сторонам.

– Красивое место.

– Да, вы правы.

Выйдя из машины, Браун направилась к трехэтажному зданию с фасадом из кирпича, выкрашенного белой краской, с пристроенным каменным крылом. Массивной дубовой двери на вид было лет сто. В небольшом дворике перед крыльцом стоял газовый фонарь, окруженный кованой чугунной оградой высотой три фута. Отперев дверь, Браун отключила охранную сигнализацию. Декер прошел следом за ней.

Внутри было тепло и гостеприимно: подобранная со вкусом обстановка, густые пестрые ковры с неброским рисунком. Местами стены были оставлены кирпичными, местами они были каменными, а местами кладку скрывала штукатурка. На стенах висели писанные маслом картины, по-видимому, подлинники.

Браун провела Декера в небольшой кабинет рядом с кухней, со сверкающей нержавеющей сталью техникой, гранитными столешницами и шкафчиками, судя по виду, прямиком из тосканской деревушки. Затем налила себе виски из маленького встроенного бара и спросила у Декера, не хочет ли тот выпить.

– На самом деле я не особый любитель виски.

Браун уселась напротив него в кожаное кресло с высокой спинкой. Взяв со столика пульт дистанционного управления, она нажала кнопку, и в каменном камине посреди противоположной стены вспыхнул огонь.

Сняв кобуру, женщина положила ее на столик рядом. Сбросив туфли, подобрала ноги под себя и взяла виски.

– Наверное, вы гадаете, как сотрудник федерального ведомства может позволить себе такой дом, – сказала она. – И «БМВ».

– И в мыслях такого не было.

Харпер улыбнулась.

– Вы когда-нибудь слышали о фирме «Хьюлетт-Паккард»?

– Как и несколько миллиардов других людей.

– Мой прапрадедушка был одним из первых инвесторов «ХП» и шести других компаний, в настоящее время входящих в список пятисот крупнейших компаний Америки. Он основал фонд. Также мне достались от него в наследство деньги. После смерти родителей я получила еще больше. Этот особняк принадлежал моему деду.

– Неплохо.

– Вы правы. Я считаю, мне невероятно повезло.

– Но, очевидно, вы не захотели просто проедать наследство и больше ничем не заниматься.

– Все получилось совершенно естественно. Мой отец был военным. Дослужился до полковника. Воевал во Вьетнаме, два «Пурпурных сердца» и «Бронзовая медаль». Был чертовски хорошим военным.

– Это впечатляет, агент Браун.

– Зовите меня просто Харпер. Мы не на службе, Амос. Именно из-за своего отца я тоже пришла в армию. Отец мог бы сидеть сложа руки и тратить деньги, которые не заработал. Но он решил надеть военную форму и послужить родине.

– Значит, вы пошли в армию?

– Формально я до сих пор на службе. В сухопутных войсках. Две командировки в Ирак и Афганистан.

– Какова ваша военная специализация?

– СВУ.

– Не знаю, что это такое.

– Прошу прощения, в армии любят сокращения. Самодельные взрывные устройства. Я сапер. Обезвреживала неразорвавшиеся снаряды и самодельные бомбы.

– Опасное ремесло.

– Там все было опасно. Опасно было просыпаться, опасно засыпать. И все в промежутке также было опасно.

– Понимаю. Ваш отец занимался тем же самым?

– Нет. Когда я пошла в саперы, он решил, что я спятила. Но у меня это очень хорошо получалось. – Браун отпила виски. – Итак, вернемся к делу. Вы предлагаете какое-то соглашение?

– Я считаю, что разумно работать вместе. Но вы, очевидно, предпочитаете уединение, и посему мы здесь. – Откинувшись назад, Декер выжидающе посмотрел на нее.

Харпер принялась растирать босые ноги, собираясь с мыслями.

– Секреты, похищенные Дабни, представляют огромную важность для безопасности нашей страны. Не вдаваясь в подробности, скажем так: возможно, он открыл потайную дверь к нашим основным платформам кибербезопасности.

– Минуточку! Вы же говорили, что похищенные секреты не имеют никакого отношения к танкам, самолетам и всему тому, что не могут себе позволить террористы.

– Тогда я вас еще плохо знала, – отпив виски, сказала Харпер.

– То есть вы солгали.

– Я воспользовалась стандартной тактикой, чтобы получить возможность определить, насколько вам можно доверять.

– То есть вы солгали, – повторил Декер.

– Но сейчас я говорю вам, как в действительности обстоит дело. Налицо потайная дверь, ведущая в сердце нашей разведки.

– Значит, ваши информационные системы беззащитны перед взломом?

– Значит, они, по всей видимости, уже взломаны.

– Но теперь, когда вам известно о краже, вы можете предпринять шаги для предотвращения дальнейшего ущерба?

– Легче сказать, чем сделать. Дело в том, что нам неизвестно, когда именно Дабни передал секреты. То есть тот, кому он их продал, уже мог установить в систему вредоносное программное обеспечение. Мы не можем свернуть все программы. И, возможно, секретная информация уже похищена.

– Понимаю вашу проблему, – Декер кивнул.

– Нет, думаю, не понимаете. Мне хотелось бы, чтобы украденная информация относилась только к танкам и самолетам. Создавать их долго. А это… это может быть использовано против нас прямо сейчас. Больше того, возможно, уже используется. Быть может, мы уже сейчас сидим на бомбе с часовым механизмом и понятия не имеем, когда она взорвется. – Она спокойно добавила: – Что вы об этом думаете?