Запах рыбы, мусора и сирени вызывал тошноту, поэтому свидетелями этой встречи были лишь бесстрашно прохаживающиеся возле помойки вороны.

Когда без пяти девять Зверев подошел к назначенному месту, Желудков коснулся рукой козырька своей огромной поношенной кепки. Увидев неподалеку от себя ворону, клюющую огромную рыбью голову, Зверев брезгливо поморщился, расстелил газету и только после этого присел на противоположный конец скамейки. Желудь понимающе ухмыльнулся:

– Здоро́во, начальник! Что, не нравится тебе это местечко?

– Ничего, потерплю! Давай без предисловий, – закрывая нос платком, процедил Зверев.

– А если без предисловий, то обрадую я тебя, начальник. Покрутил я свою Юльку, выудил у нее кое-что про того «полосатого», которого мы с ней у бань видели.

– А про здоровяка?

– Не-а… про того жмура́ с фотки Юлька ничего не знает. Я ведь какую штуку придумал: сказал Юльке, что, когда она меня тогда за собой потащила, ну, чтобы «полосатому» на глаза не попадаться, я поначалу ничего не сказал, но подумал. Говорю Юльке: мол, типчик этот пижонистый у меня из головы не выходит. Гадал я, гадал и вот решил напрямую спросить: кто он такой? Что в нем такого, говорю, что мы от него, как мыши от кошки, побежали? А ну, говорю, колись, что у вас с ним было? Короче, сделал вид, как будто приревновал. – Желудь шмыгнул носом, прокашлялся и сплюнул себе под ноги.

Зверев снова поморщился.

– Прекращай тут харкать, конспиратор! Будешь вести себя так – точно сбежит от тебя твоя Юлька, не к «полосатому», так к кому другому.

Желудь презрительно посмотрел на платок, которым Зверев прикрывал нос.

– А ты мне платочек свой подари. А еще лекцию прочитай, куда плевать, куда сморкаться…

Зверев подался к Желудю:

– Хватит мне тут умничать, Желудков! Будешь хамить, я все твои грехи припомню. Ты ведь у меня на свободе ходишь только потому, что я так решил – прикрыл глаза на все твои «шалости», а так валил бы ты сейчас лес где-нибудь под Магаданом.

Желудь обиженно скривился и решил больше не злить собеседника. Уж кому как не ему было знать про взрывной характер Зверева.

– Ладно, начальник. Я все понял. Так вот, насел я на Юльку со своей ревностью. Она, дрянь такая, мне поначалу не хотела про «полосатого» рассказывать, но потом раскололась. Имени и фамилии его не знает, а зовут этого пижона Саврас.

– Так я и думал, – процедил Зверев.

– Типчик этот хоть с виду и хлыщ, но ни разу не фраер. Парень он непростой и связываться с ним опасно. Ходит в паре с одним громилой, но не с тем, что на фотографии, а с другим. Зовут того громилу Лекса.

– Лекса, – поправил Зверев.

– Да ты, я вижу, начальник, и без меня все знаешь, а чего ж тогда меня заставил Юльку пытать? Я, между прочим, сейчас жизнью своей рискую!

– То, что я знаю, это я знаю! Рассказывай, что знаешь ты! Я вот сейчас тоже жизнью рискую.

– А ты-то чем? – Желудь огляделся по сторонам.

– Рискую, потому что если тут засижусь, могу от вони задохнуться!

– Ну и шуточки у тебя, начальник! Я уж было подумал…

– Что?

– Да так. Думаешь, я просто так тебя сюда притащил. Место здесь безлюдное, а значит, никто нас с тобой не увидит. А то, что светиться не хочу, так я тебе уже говорил, не хочу, чтобы Юлька про наш с тобой уговор знала. Как я и предполагал, водится она со всякой швалью. Есть у Юльки приятельница Сонька, она у Юльки всегда рыбу покупает. Так вот эта Сонька, как Юлька мне по секрету сказала, путается с этим самым Саврасом.

– Путается? – уточнил Зверев.

– Путается! Ну, подстилка его, короче. Чего непонятно-то? Юлька сказала, что эта Сонька – та еще профу́ра. Живет она на Текстильной в отдельной квартире.

– Где работает, знаешь?

– Нигде не работает. Живет за счет этого самого Савраса, он же ей и квартирку снимает.

– Точный адрес знаешь?

– Текстильная семь, квартира четыре.

– А полное имя у Соньки есть?

– Илюшина Софья Георгиевна!

– А с Юлькой твоей, кроме того, что она этой Илюшиной рыбу продает, что еще общего? Они что, подруги?

– Вот еще! Говорю же, Сонька эта – шалава гулящая, подстилка бандитская…

– Почему бандитская?

– Потому что Саврас этот Сонькин – мокрушник конченый. Он – мокрушник, Лекса этот – тоже мокрушник. Если уж его Юлька моя боится, значит, парень – тот еще. Вот потому я тут с тобой и ховаюсь. Если Саврас этот узнает, что я на него ментов навел, пиши пропало. Ножиком по горлу – и в речку.

– А сам Саврас где живет?

– Этого Юлька не знает. Ни где Саврас, ни где корешок его мордатый Лекса обитает, она не знает. Так что больше мне тебе, начальник, сказать нечего.

Зверев покачал головой и задал последний вопрос:

– А про то, с кем Саврас кроме Лексы дружбу водит, Юлька тебе не рассказывала? Лощеный, Кеша, Лиля Формоза?.. Лось и Мощный? – Зверев стал перечислять добытые Веней клички бандитов. – Эти имена она тебе не называла? Может быть, Пряник или Акробат?

– Нет, не говорила! – подумав, заявил Желудь. – Только Савраса и Лексу назвала, больше никого.

– Ладно, я все понял! – Зверев поднялся. – Спасибо тебе. Если что нового узнаешь, отзвонись.

Кивнув своему «приятелю», Зверев двинулся в сторону автобусной остановки.

Желудь прокричал ему вслед:

– А Юлька моя меня не бросит! Не дождетесь. Любит она меня, а что до манер… Так от Юльки от самой всегда рыбой воняет, она и плюется, и сморкается в пальцы, а еще матерится похлеще пьяного извозчика…

Последние слова Желудя Зверев уже не расслышал.

* * *

Спустя час Зверев уже был в кабинете Корнева. Он потребовал незамедлительно организовать слежку за домом Софьи Илюшиной. Корнев поинтересовался зачем, пожаловался на нехватку людей и сложную оперативную обстановку в городе, но в ответ услышал встречный вопрос: «Ты хочешь найти генеральского сына и разобраться с бандой, которая чуть было не укокошила Веню?»

Корнев начал пыхтеть, но, прекрасно понимая, что орать на Зверева не имеет смысла, дал капитану особые полномочия. Тут же были выделены люди и старенький, видавший виды автомобиль «КИМ»[26] с помятым крылом и трещиной на лобовом стекле. Зверев долго ругался, но в конце концов принял выделенные ему средства.

Спустя пару часов двое оперативников в сопровождении водителя остановились неподалеку от дома Илюшиной и приступили к наблюдению. Сотрудникам было строго-настрого запрещено во что бы то ни было вмешиваться, задерживать кого-либо или проявлять ненужную инициативу. Зверев приказал им заниматься только слежкой и ничем другим.