Но Сью чем дальше, тем больше впадала в сонливость, а Дружок спал рядом с ней на кровати. Шелби приходилось брать пуделя и выносить из дома, чтобы он пописал. Дружок тут же рвался назад в дом. «Моя крошка, – говорила ему Сью. – На кого же я оставлю тебя?»

Шелби никогда не была уверена, с кем разговаривает мать: с ней или с Дружком. Теперь все это было позади, ее оставили лежать в холодной земле. Шелби никак не могла решиться войти в дом. Пальцы рук мерзли, а на ногах они вообще превратились в ледышки, хотя на Шелби были сапоги, утепленные овечьей шерстью. Но ее это не слишком заботило: она вытащила из дома мангал для жарки мяса и сожгла в нем старые книги о Мисти. Шелби смочила их горючей жидкостью, и они мгновенно вспыхнули. Страницы окрасились сначала в оранжевый цвет, потом в голубой и наконец в черный. С этим было покончено. Книги превратились в пепел.

В гостиной многочисленные соседи угощались принесенной в кастрюлях едой: макаронами с сыром, мясным пирогом, курятиной и яблоками, запеченными в тесте. Вкусная пища для снятия стресса. По тем же рецептам готовила мама Шелби, когда у дочери было нервное расстройство. Тогда Шелби словно пыталась уморить себя голодом: неделями принимала только чистую пищу – зеленые яблоки, сельдерей, воду. Она открыла рот и позволила снежинкам падать ей на язык. Шелби ощущала себя совершенно пустой, и ей казалось, что так теперь будет всегда.

Маравелль и миссис Диас приезжали на похороны, но, когда все было кончено, Шелби убедила их не оставаться на поминки, а возвратиться к себе в Вэлли-Стрим и позаботиться о собаках, оставленных в их доме. На самом деле она не хотела их видеть в цокольном этаже родительского дома.

Она никогда больше не будет спать на диване, а медицинскую кровать матери уже увезла компания, сдающая в аренду мебель. Ей показалось, что она видела на похоронах Бена Минка с матерью, но уверенности в этом не было, потому что Шелби не могла принудить себя смотреть в глаза людям и замечать в них скорбь. Она не видела Бена со времен их постыдного свидания, когда он оставил ее в ресторане. Шелби понимала, что он был вправе поступить так. Всякий раз, когда Бен пытался выразить ей свои чувства, она не находила нужных слов и не сумела ответить ему взаимностью.

– Может быть, тебе лучше переночевать у нас, – предложила ей миссис Диас при прощании. – Ты могла бы спать в комнате Жасмин.

– Мама права, – согласилась с ней Маравелль. – Не следует оставаться здесь одной.

Но Шелби всегда была одна, неважно, где она сейчас и с кем. С кладбища ее отвезли домой Диасы, потому что она не хотела садиться в лимузин вместе с отцом.

Его подружка тоже присутствовала на похоронах. Ее зовут Пэтти. Она представлялась всем как подруга Сью. Фамилию ее Шелби не запомнила, а может быть, она ее и не называла. «Это же похороны, – хотелось ей крикнуть отцу. – Неужели ты не мог подождать хотя бы еще один чертов день?» Шелби любит Маравелль, она могла бы провести ночь в Вэлли-Стрим, но когда она с подругой и ее матерью, на душе становится еще тяжелее. У нее не было больше мамы. Не было того, для кого она была самым важным человеком на этом свете.

* * *

Отец Шелби был на кухне с Пэтти и друзьями. Шелби не придала значения разговорам, что, мол, вдовцы, брак которых был успешным, всегда быстро женятся вновь. Она-то знала, насколько одинока была мать в своем браке, как страстно мечтала о чем-то большем. Все, что имело для Шелби значение: ее мать в земле за много миль отсюда, одна в темный снежный вечер. Шелби могла безнадежно испортить собственную жизнь, но для всех остальных, включая отца, у нее высокие стандарты. Она желала, чтобы люди вели себя так, как подобает человеческим существам.

Шелби, конечно, не хотела сидеть в гостиной и слушать, как все сожалеют по поводу смерти ее матери: мол, каким замечательным человеком она была, а теперь Сью Ричмонд отмучилась и не испытывает боли. Вместо этого она жгла свои книги в мангале на заднем дворе. Ей хотелось побыть одной, но не удалось. Дружок, пудель Сью, выбрался во двор через специальную дверь для домашних животных, которую по просьбе Сью установили, когда она не могла уже больше вставать с постели. Она боялась, что люди забудут про собачку, – так оно и случилось.

Песик выглядел грязным, неухоженным.

– Привет! – сказала Шелби пуделю.

Дружок даже не удостоил ее взглядом.

– Эй, глупыш, ты что, не слышишь меня?

Она чувствовала себя ужасно. Ее мать любила Дружка, а теперь он сидит с разбитым сердцем на ступеньках, а она называет его глупым. Шелби обещала матери забрать его, а сама не знала, потрудился ли кто-нибудь накормить собачку хоть раз за несколько дней. Шелби слезла со стола и подошла к нему. Дружок не поднимал глаз, словно боялся, что она ударит его. Шелби взяла пуделя на руки и почувствовала, что он дрожит. Все это было очень грустно: его тонкие, как у цыпленка, косточки, его кудлатая щенячья шерсть. Каждую ночь он спал рядом с матерью, а теперь ему было холодно. Шелби засунула его под пальто и ощутила, как он задрожал на ее груди. Она не простит себе, если оставит Дружка здесь, с этими людьми, которые пришли на поминки ее матери и даже не подумали, жива ее собака или нет.

Шелби наблюдала, как горят книги. Она представила себе, как слова изливаются с дождем на дома других людей, такие грустные слова, как «зверь» и «траур», «скорбь» и «мама». Она поворошила палкой золу. Бумага стала черной и слоистой. Вверх полетели искры. Так ушло ее детство, от него не осталось ничего, кроме пепла. Шелби покинула пустой двор с Дружком, свернувшимся на ее груди под пальто. Она шла по дорожке, блестящей от снежинок.

Ей вспомнилось, как она уходила из дома, и мать подолгу искала дочь, как потерявшуюся собачку, выкрикивая ее имя. Теперь Шелби сгорала от стыда и раскаяния, когда думала о том, как пряталась от собственной матери. Ей надо было прыгать и махать ей обеими руками. Она должна была сесть в мамин автомобиль и сказать: «Спасибо, что спасла меня».

По прихоти судьбы, прежде чем уехать, она остановилась у почтового ящика. Сегодня был вечер воскресенья, доставки не было, но она все равно открыла ящик. Внутри лежала почтовая открытка. Она была синяя и выглядела как кусок льда. Шелби вынула ее. На лицевой стороне открытки было изображено небо в синих, черных и серебристых тонах. Она узнала некоторые созвездия: Стрелец, Рак, Рыбы, Лев. На небе – падающая звезда и крохотная фотография ее матери из ежегодника школы, где она работала библиотекарем. В глазах Шелби появились жгучие слезы. Они, кажется, замерзли, настолько было холодно. Она перевернула открытку и прочитала надпись: «Помни кого-то».

Шелби положила открытку в карман пальто и отправилась в путь. У нее было такое ощущение, словно все дрожит внутри. Она нуждалась в надежде, доверии к людям, но сильно сомневалась, что способна на эти чувства. Снега нападало много, он хрустел под ногами.

Она направилась в магазин «7-Eleven». Жара в нем была невыносимая, громко играла музыка, «Грустное Рождество» Элвиса. Рождество уже почти наступило, но Шелби совсем не думала о нем и даже не заметила праздничную иллюминацию на многих домах – она переливалась разноцветными огнями. На прилавке электронный Санта кричал «Хо-хо-хо» каждый раз, когда кто-то проходил мимо. Он проделывал это, когда Шелби покупала пачку сигарет и зажигалку. Какое-то время она не курила, но теперь какая разница? Она купила также пару полосатых перчаток, висящих рядом. Они были пурпурно-черные и выглядели как детские. Однако они растягивались и принимали форму руки покупателя. В магазине висело объявление «Вход с собаками запрещен», но парень, сидящий за кассой, не заметил бугра под пальто Шелби. А может быть, он думал, что у нее опухоль, и не стал спрашивать, что там, из-за деликатности.