Теперь уже все в комнате смотрели на телевизор. Картинка из студии сменилась изображением Хобгоблина.

Тот сидел за столом словно в плохой пародии на корпоративного управленца, готовящегося толкнуть мотивационную речь.

– Жители Нью-Йорка, – начал он, – какие уж вы есть. Согласно статистическим данным, вы живете в самом богатом и успешном городе Соединенных Штатов. Я решил, что вам пришло время вложить часть вашего богатства обратно в местную инфраструктуру. Другими словами, в меня. Используя традиционную американскую черту – старую добрую предпринимательскую жилку – и руководствуясь принципами свободного предпринимательства, я оплатил создание одной из маленьких игрушек, которыми великие державы этого мира жизнерадостно угрожают друг другу на протяжении последних пятидесяти лет: атомную бомбу. Ее мощность оценивается в две килотонны, и этого более чем хватит, чтобы очистить Манхэттен до его первоначального природного состояния: гранита и базальта. Но поскольку в наши дни практически невозможно достать материалы для так называемых чистых бомб, взрыв сделает жизнь невыносимой как минимум в четырех соседних районах и Нью-Джерси. На самом деле, в зависимости от завтрашнего ветра, жизнь может стать невыносимой вплоть до Олбани на севере и до Балтимора на юге.

Желая доказать вам, что я не шучу и не трачу ваше время впустую, – продолжал Хобгоблин, – и что более чем способен осуществить задуманное, я позаботился о следующем: к моменту, когда эта пленка выйдет в эфир, городские власти получат образец материала, который я раздобыл и который позволил мне построить это чудесное маленькое устройство, прямо сейчас счастливо и беспечно тикающее себе где-то в тихом и надежном уголке этого великого метрополиса. Вместе с вышеуказанным материалом я направил инструкции касательно того, как и когда произвести платеж. Любая попытка обмануть меня или расставить ловушку на меня или одного из моих помощников приведет к детонации устройства… так же, как и отказ от оплаты. В обоих случаях Манхэттен станет историей.

Злодей сложил руки на груди и улыбнулся еще шире:

– Самое время. Архитекторы уже совершенно не следят за развитием города. Возможно, некоторые из вас согласятся со мной, особенно в том, что касается архитектуры. В таком случае я советую вам сесть ровно, ничего не делать и дожидаться огненного шара. Тем из вас, кто хочет привести свои дела в порядок, я бы порекомендовал перестать откладывать их в долгий ящик.

Однако же тем из вас, кто уже запланировал встречи за завтраком и обедом и желал бы их сохранить либо же по каким-то другим причинам жаждет продолжить свое жалкое существование в том, что можно с натяжкой назвать нормальными условиями, я настоятельно рекомендую позвонить своим представителям в городской администрации, в районные советы, мэру, представителю в Конгрессе, да кому угодно, кто, на ваш взгляд, может вам помочь, и потребовать их заплатить мне. В противном случае, – Хобгоблин пожал плечами, – те, кому на протяжении долгих лет приходилось сталкиваться с городской бюрократией, поймут: терпение одного человека, тем более того, кого постоянно притесняют действия всех, кто, по идее, должен служить и защищать, совсем не бесконечно. В точности как и ваше. Таким образом, я надеюсь, вы меня поймете, если я скажу, что не буду продлевать установленный мною крайний срок. У города есть двенадцать с половиной часов с момента изначальной трансляции данной пленки, которую я велел не показывать раньше семнадцати часов по местному времени. Завтра в пять тридцать утра случится одно из двух: либо я уйду в закат невообразимо богатым, либо же в Нью-Йорке вспыхнет солнце. Прямо посреди города. Так что, пожалуйста, позвоните своим представителям в правительстве… и просто скажите «да». Спасибо за внимание, – еще одна мерзкая улыбка, – и хорошего вам вечера.

Изображение Хобгоблина сменилось панорамой телевизионной студии. Один из сотрудников обратился к ведущей:

– Джун, нам только что сообщили: в четырнадцатый участок в центре города несколько минут назад курьер доставил канистру чего-то, помеченного как радиоактивный материал. В настоящий момент ее изучают эксперты из городского университета и Нью-Йоркского филиала Комиссии по атомной энергии. Мы уже направили туда репортера и надеемся, что скоро он выйдет в эфир с места событий и расскажет о последних новостях. Тем временем из официальной резиденции мэра…

Комната наполнилась гомоном смущенных и взволнованных голосов. ЭмДжей полностью отключилась от происходящего. В настоящий момент реакция мэра… или кого бы то ни было еще волновала ее меньше всего. Она не могла думать ни о чем другом, кроме как: «Питер отправился разобраться с Хобгоблином. И вот теперь Хобгоблин в пятичасовых новостях… а о нем никаких новостей нет». Волосы на голове вставали дыбом. Мэри Джейн уже много раз испытывала это чувство, но от многократного повторения легче ей не становилось.

«Запись могли сделать всего несколько минут назад, – подумала она, – а могли несколько дней назад. Наверняка не узнаешь. Если ее сделали всего несколько минут…» Эта мысль нравилась ей меньше всего. Она намекала, что Человек-Паук встретил Хобгоблина сегодня днем… и тот пережил их встречу, а вот от Человека-Паука с тех пор ничего не слышно. Мысль намекала: Человек-Паук не смог остановить Хобгоблина.

– Мисс Уотсон-Паркер?

ЭмДжей повернулась. Ринальда стояла в дверном проеме с крайне взволнованным выражением лица и звала ее обратно в комнату для прослушиваний.

Мэри Джейн нервно последовала за ней. Коллеги Ринальды, как оказалось, уже спешно собирали вещи в папки и чемоданы.

– Мисс Уотсон-Паркер, мы бы хотели предложить эту роль вам…

Глаза Мэри Джейн округлились.

– …Но с учетом того, что здесь происходит, мы вынуждены вылететь в Лос-Анджелес сегодня вечером вместо завтрашнего утра. Вы сможете полететь с нами? Съемки должны начаться завтра утром.

Ее первой мыслью было: «Я получила роль». Но сразу же эта мысль сменилась другой: «Но Питер в опасности».

«Ты хоть представляешь себе, сколько людей убило бы за возможность прямо сейчас покинуть Нью-Йорк? Но я не могу просто взять и оставить Питера, а вдруг он ранен, или погиб, или еще хуже, откуда мне знать?»

В конце концов, у нее просто не было выбора.

– Боюсь, я не могу покинуть Нью-Йорк сегодня вечером. Я вынуждена отказаться от роли.

Ринальда недоуменно уставилась на нее, ее рот подергивался. Не давая ей шанса отговорить себя, Мэри Джейн повернулась и, не оглядываясь, вышла из помещения.

В приемной все по-прежнему пялились на экран телевизора, указывали, спорили, покачивали головами, не веря или, наоборот, очень хорошо поверив в угрозу. Никто, даже секретарь, не заметил, как Мэри Джейн прошла к лифту; затем она спустилась вниз и выбежала на улицу.

МЭРИ ДЖЕЙН стояла на тротуаре и понятия не имела, куда идти. Где-то глубоко внутри тихий голосок обвинял ее в том, что она выставила себя дурой, ушла, потеряла роль, которая фактически уже была у нее в кармане, теперь попадет в черный список и больше никогда не получит работу в этом городе и сулил прочие подобные глупости, к которым ЭмДжей какое-то время прислушивалась, а затем начала игнорировать. Ей предстояло заняться более важным делом.