— Кого ты убила?

— Во время тренировки я убила нескольких мастеров боевых искусств и владения оружием.

— Почему ты убила их?

— Для практики.

— Их заставляли сражаться?

— Нет, им заплатили, чтобы они убили нас.

Это была знакомая тактика, которой мой отец научился у Ворона.

— А что было после завершения твоего обучения?

— Я убила Последователей Гурама. Они захватили одну из людей Шаррума и убили ее, и он был недоволен.

Я раньше сталкивалась с Последователями Гурама. Это была отвратительная секта, им нравилось сдирать кожу с людей с татуировками, которые они считали смертным грехом, чтобы выслужиться перед тем богом, которому молился Гурам. Гурам был своего рода пророком, и ходили слухи, что как только вы услышите его проповедь, вы станете праведным. Правоохранительные органы разгромили их, но они были подобны гидре. Ты отрубаешь одну голову, а другая всплывает в другом городе. Хотя я не слышала о них несколько лет.

— Скольких последователей ты убила?

Она слегка улыбнулась.

— Всех их.

Ничего себе.

— Сколько времени это заняло у тебя?

— Два года.

— А как насчет самого Гурама?

— Его я тоже убила.

— Что ты чувствовала, убивая всех этих людей?

— Шаррум хотел их смерти.

Я, наконец, поняла, почему она так сильно меня беспокоила. Она была такой, какой Ворон хотел, чтобы была я. Убийца без каких-либо угрызений совести, без каких-либо сомнений или вопросов. Направьте и наблюдайте, как брызжет кровь.

Мой отец сделал это с ней. Как он сказал мне, он дал ей безмятежность цели. И она была безмятежна. Единственный раз, когда она разволновалась, это когда я попыталась отослать ее прочь. Мой отец был самым близким существом к богу, которого она знала. Когда твой бог приказывает тебе убивать и принимает на себя полную ответственность, это освобождает тебя от вины, стыда и сомнений.

Это нужно было остановить. Отца нужно было остановить.

— Адора, что ты хочешь делать?

— Я хочу служить тебе.

— А если бы я сказала, что ты не можешь, что бы ты сделала?

— Я бы покончила с собой.

Никаких сомнений в ее больших карих глазах. Ничего, кроме полной преданности.

— Ты бы не вернулась к моему отцу?

— Меня бы убили. Я больше не была бы полезна. Но если бы у меня не было выбора, я бы вернулась к Шарруму.

Я должна была привести ее обратно к цивилизации, даже если это было последнее, что я сделала.

— Почему я тебе не нравлюсь, Шаррим? — спросила она тихим голосом. — У меня не самый высокий рейтинг, но я тренировалась усерднее всех. Я прилежная.

— Ты мне не не нравишься, Адора. Я не хочу использовать тебя, потому что людей не следует использовать. Люди должны следовать своим собственным путям в жизни.

— Но я хочу служить тебе. Это единственный способ, которым я могу попасть на небеса.

Когда мы стояли над телом Джин, Асканио сказал, что личность помощника шерифа Холланда заключается в том, чтобы служить в правоохранительных органах. Но Холланд вырос не как офицер правоохранительных органов. У него, вероятно, были друзья за пределами офиса шерифа, члены семьи, люди, с которыми он ходил в среднюю школу. Целая сеть людей, чтобы поймать его, если он оступится. У Адоры не было никого. Она выросла как сахану. Это было единственное, что она знала. Она потеряла свою семью и посвятила всю свою жизнь тому, чтобы стать лучшим убийцей, каким только могла быть, потому что мой отец заверил ее, что она попадет на небеса.

Мне придется разрушить это убеждение. Мне придется объяснить ей, что все, что она делала, все тренировки, над которыми она так усердно работала, все жизни, которые она отняла, были во имя лжи. Это было бы все равно, что взять набожного христианина и показать ему неопровержимое доказательство того, что Бога не существует. Весь ее мир рухнул бы. Я сохранила ей жизнь, и теперь мне пришлось бы разрушить все, что она считала правдой последние семнадцать лет. Это было бы не просто жестоко, это было бы разрушительно. Это раздавит ее. Добрее было бы убить ее.

Я посмотрела на нее, и у меня внутри все перевернулось. Я пощадила ее не потому, что была впечатлена ее навыками или потому, что думала, что ее стоит спасти. Я спасла ее не потому, что увидела в ней себя. Я спасла ее, потому что хотела послать громкое — «Пошел ты!» своему отцу. То, что он отправил ее на мою территорию, оскорбило меня. Это разозлило меня так, как я не злилась уже очень давно.

В глубине души, если бы я прислушивалась к голосу внутри себя, я хотела бы ворваться в его замок, сокрушить его и забрать каждый клочок земли, которым он владел. Этого было бы недостаточно для победы. Я хотела унизить его и забрать его землю. Копить ее, как дракон.

Что, черт возьми, со мной происходит?

— Ты в порядке, Кейт? — спросила Адора.

Я была куском дерьма. Она была личностью, настоящим человеческим существом, и я решила поиграть в Бога с ее жизнью. Когда у меня был шанс превратить ее в рабыню, я остановилась, потому что поняла, что Кэррану это не понравится. Я должна была остановиться, потому что это было неправильно. Потому что я не создавала рабынь.

— Кейт?

Как я могла зайти так далеко? Как мне это исправить? Если бы я пошла по этому пути еще дальше, Адора была бы первой из многих.

— Кейт? Тебе плохо?

Нет. Я должна была найти то, что делало меня собой, и держаться за это. И я была обязана Адоре рассказать всю правду так мягко, как только могла. Мне понадобится помощь. Мне придется идти очень медленно. Маленькими шажками.

— Адора, чем тебе нравится заниматься? Я имею в виду, когда ты не работаешь на моего отца. Когда у тебя есть свободное время.

— Я не знаю, — сказала она.

— Какое твое любимое блюдо?

— Конфета.

Хорошо. Я могла бы достать конфету.

— Я собираюсь уехать на пару дней. Я бы хотела, чтобы ты осталась здесь и восстановила силы, чтобы врачи могли продолжить лечить твои раны. Мой герольд придет и проверит тебя. Дай ей знать, если тебе что-нибудь понадобится. Однако, если ты не хочешь оставаться здесь и захочешь уйти, тебе не нужно мое разрешение. Ты не пленница. Если агенты моего отца свяжутся с тобой, ты не обязана возвращаться с ними, но ты можешь, если захочешь. Это твой выбор. Хорошо?

— Хорошо.

Я почти дошла до двери, когда она окликнула:

— Кейт?

— Да?

— Ты вернешься за мной?