Гален внезапно выпрямился.

— В войнах? Каких еще войнах?

Меч почти пел, погрузившись в восторженные воспоминания.

— В войнах драконов, конечно! Армии Васски и остальных четырех драконов сходятся в яростной битве на равнине Энлунд! О, это славное зрелище, Гален! Силы великих драконов сходятся в страшном бою. Отчаянные подвиги и героическое самопожертвование! Я горжусь своим участием в этой битве!

— О чем ты? — перебил Гален, скрестив руки на груди. — Сейчас нет войны!

— Но драконы воевали с самого падения Рамаса, — возразил ему меч.

— Рамас пал больше четырехсот лет назад! — Гален ничего не понимал. — Ни одна война не может длиться так долго!

— Да, экая жалость, — отозвался меч. — И в самом деле, хорошую войну трудно растянуть надолго. У одной или другой стороны заканчиваются припасы, деньги, сила духа или воины. К тому же век мечей обычно недолог. Только фамильные мечи обязательно забирают с поля боя и хранят, но при этом их почти не пускают в ход. Мне повезло: я повидал множество битв, но все еще хорошо отточен и могу рубить.

Гален отошел назад, пристально глядя на меч.

— Это точно. Мы с тобой вчера убили человека.

— Того субъекта? Извини, но это вообще-то не в счет! Он сам на меня упал! Мне даже стыдно — все остальные мечи надо мной смеются, но ты не виноват. Откуда тебе было знать, что этот боров напорется на...

— Заткнись! — велел Гален.

Меч замолчал.

— Для меча ты слишком разговорчив, — сказал наконец Гален.

— Да, пожалуй, — отозвался меч, — но я не разговариваю с кем попало. Ты всего лишь пятый делос, которого я встречаю, а предыдущие были такие ненормальные, что они не...

— Делос? — прищурился Гален. — Что это значит?

— Делос — тот, кто может разговаривать с предметами, сделанными человеческими руками. — Гален явственно услышал волнение в голосе меча. — Я думаю, создатели вкладывают частицу своей души во все свои работы. Но требуется особый человек, редкий даже среди Избранных, чтобы он смог услышать эту частицу и заговорить с ней. Я помню каждую жизнь, которую забрал, и иногда думаю, что во мне есть часть и от этих душ. Я плохо разбираюсь в таких делах, я всего лишь меч, но я могу помочь тебе не пропасть на войне.

Гален вздохнул.

— Что ж, если мне нужен меч, то почему бы им и не быть тебе? У тебя есть имя?

— Имя? — ответил меч. — Что, какое-нибудь глупое прозвище вроде «Убийца» или «Вершитель Судеб»?

Гален пожал плечами.

— Ладно, я спросил просто так.

— Ш'Шникт.

— Ш'Шникт? — нахмурился Гален.

— Да, можешь звать меня Ш'Шникт, — вздохнул меч. — Это не я придумал.

— Ну что ж... Ш'Шникт. — Гален наконец потянулся за мечом.

Эфес был холодным, Галену очень не нравилось его сжимать, но он знал: чтобы выжить и попасть домой, ему понадобится помощь меча.

— Что ж, будем партнерами.

Металл радостно зазвенел.

— Помоги мне пережить войну, Ш'Шникт, — пробормотал Гален. — Мне надо вернуться домой.

— Домой? — отозвался меч. — Но на войне никто не выживает! Ты погибнешь храбро, а на большее не надейся.

— Никто никогда не возвращается?

— Никто... только мы, мечи.

И тут Гален обратил внимание на навершье эфеса. В него был вделан блестящий черный камень.

— Ты говоришь, что Гален собрал своих приверженцев? Ты полностью уверен в этом, Гендрик?

— Да, господин, — ответил Гендрик и сглотнул.

В горле его пересохло, он не понимал, что происходит. Лорд Трагтет вызвал его в Зал Истины перед рассветом, и не успел он как следует проснуться, как его послали в Сад с тайным поручением инквизитора.

Теперь этот инквизитор, его хозяин, сидел на троне, так сильно подавшись вперед, что слуга на мгновение испугался, как бы он не упал. Лицо Траггета было красным, веки подергивались.

— Васской клянусь, Гендрик, я отправлю тебя на войну, если ты хоть малость приврал!

— Я все видел собственными глазами, отец, — пискнул Гендрик. — Помните, вы же велели мне наблюдать именно за этим Избранным. Вот я и выполнял ваш приказ, когда все это произошло.

Траггет медленно откинулся на спинку трона. Его длинные тонкие руки вытянулись и сжали подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.

Гендрик снова сглотнул. Ему никогда не нравился Зал Правды. Зал принадлежал его хозяину, и Гендрику по долгу службы приходилось время от времени сюда являться, но место не становилось от этого приятнее. Зал был длинным и узким; стены без окон из отполированного обсидиана; сводчатый потолок в двадцати футах над головой. Входить сюда полагалось через большие двустворчатые двери, а Трон Суда высился на помосте в противоположном конце. С того места, где стоял Гендрик, были видны две арки справа и слева от помоста и начало коридоров за ними. Один коридор вел к боковому выходу из храма, второй — в тюремные помещения.

Зал Правды был известен тем, что никто не знал, который выход ведет наружу, а который — к смерти по приказу инквизитора.

В коридорах вращались огромные вертикальные барабаны, и выходы все время менялись местами — таким образом, судьбу человека перед троном знал лишь инквизитор... До того мгновения, когда становилось уже слишком поздно оспаривать приговор.

Инквизитор был так же загадочен, как и эта комната.

Трагтет сжал пальцы и задумчиво поднес их к губам, потом заговорил:

— Продолжай, Гендрик, да смотри, ничего не упусти.

— Д-да, господин.

Хотя в зале без окон было холодно, Гендрик взмок от пота. Он не мог побороть свой страх.

— Ну так вот. Галена разбудила эта женщина...

— Pea Миирдин.

— Да, господин, Pea Миирдин.

— Продолжай.

— Так вот, она расстраивалась из-за того, что ее муж, Маддок Миирдин, исчез из бараков. Похоже, прошлой ночью он плохо спал.

— Не сомневаюсь, — пробормотал инквизитор.

— Прошу прощения, господин?

— Не важно. Продолжай.

— Ну вот. Гален ответил, что он тоже плохо спал. Потом Pea спросила, не видел ли Гален ее мужа во сне.

— Погоди-ка, — оборвал инквизитор, наклоняясь вперед. — Повтори это еще раз.

— Pea спросила Галена, не видел ли он Маддока во сне. Я ясно это помню, потому что вопрос был очень странным. И ответ тоже оказался странным — Гален сказал, что видел его.