Едва мы оказались на уединённой аллее, Лида, опередив меня, спросила:

– Женька не появлялась?

У меня тревожно ёкнуло сердце.

– Нет. А разве вы с ней…

– Она выходила на связь со мной в последний раз осенью сорок пятого. Просила не волноваться и обещала выйти из-под экрана через год-другой. Но так и не появилась. Я до сих пор иногда пытаюсь нащупать её – и ничего не чувствую. Пустота. Тась, если её нет в живых… Попробуй ты, вдруг получится?

Я позвала изо всех сил, но ничего не произошло. Мы с Лидой обе не знали, грешить ли на упадок моих способностей или радоваться, что подруга пребывает на этом свете.

– Тась, когда восстановишься окончательно, попробуй опять, ладно?

Мне про всех наших хотелось расспросить, но Лида, кусая губы, поглядывала на часы. Она торопливо завела речь о том, что хотела обязательно успеть сказать:

– Таськ, наша встреча вышла не совсем так, как я планировала. Я, конечно, очень соскучилась по тебе, но нужно было ждать ещё. Ещё бы годик, и ты восстановилась бы полностью, тебе и символ не понадобился бы. Маргарита Андреевна выполнила обещание.

Я ахнула и, не в силах произнести ни слова, во все глаза уставилась на подругу, ожидая продолжения.

– Мы не общались много лет: она тоже засекречена, – торопливо сообщила Лида то, о чём я всё равно спрошу. – Как я предполагаю, занимается розыском документов и артефактов «Аненербе», которые были вывезены за границу или спрятаны. Мне передали короткое письмо от неё. Она нашла твоих колдунов…

Жаркий тропический воздух касался моих ледяных рук, но не согревал их.

– Они тогда, в сорок четвёртом, проткнули голову твоей кукле, чтобы остановить тебя. Двоих Маргарита Андреевна уговорила добровольно снять проклятие.

Но Линденброк не согласилась. Тогда Маргарита Андреевна направила на неё очень сильный поток. А в Линденброк сидела какая-то сущность – мощное подселение. Её закорёжило…

Лида приостановилась, видно прикидывая, не травмирует ли меня правда и не стоит ли её смягчить. Но логика уже подсказала мне окончание истории.

– Линденброк покончила с собой?

– Да, в припадке. Маргарита Андреевна ждала, что подселение выскочит, и не успела остановить. Ей пришлось самой вынуть спицу из куклы.

– Это ей повредило?

– Нет. Она написала: из-за этого у тебя травма, нанесённая спицей, будет гораздо дольше залечиваться, чем хотелось бы.

Я молча кивнула, а Лида продолжила:

– С шефом я договорилась ещё перед внедрением, что дам знать, когда мы с тобой будем готовы. Но теперь он поторопил меня. Я не имела возможности настаивать на своём… Потом скажу почему. Я боюсь, что нервные связи ещё неустойчивы и ты снова впадёшь в забытьё. Но это не самое страшное. Главное, что символ работает. Тебе в Москве отдадут его – будешь на него медитировать, сколько понадобится.

Обратно в забытьё не хотелось, но, в общем, я привыкла. Главное, что появился способ выкарабкаться – способ, который я смогу применить самостоятельно.

– Так чего проще: сейчас сама себе нарисую для памяти…

– Не надо рисковать: мало ли что в дороге.

Верно. Если я случайно потеряю листок и он попадёт на глаза постороннему человеку, может случиться много непоправимого: символ слишком сильно заряжен и слишком легко открывает пространства.

– Дома получишь, приколешь над кроватью и будешь медитировать. Главное – не забывай запирать дверь!

– Ты меня программируешь?

Лида приостановилась – будто споткнулась, сильно переменилась в лице, и я увидела в глазах подруги слёзы.

– Слава богу! – сказала она сдавленно. – Таська, твоя резистентность к внушению проснулась! Конечно, программирую, родная…

Я молчала, не решив, как отреагировать, а Лида добавила:

– Вот и снова программирую. Я это делаю всё время, каждой фразой, каждым жестом. Со всеми, даже с детьми. Особенно с детьми. Это стало частью натуры, я уже не могу иначе.

– Как часто не срабатывает? – заинтересовалась я.

– Заметила ты первая. Но оно всё равно сработает.

– Подруга, имей совесть: это ведь тоже программа!

– Ага!

Лида радостно рассмеялась. Потом она добавила серьёзно:

– Тась, хочешь – обижайся, хочешь – нет, но я теперь такая.

Я тихо и аккуратно, чтобы не выдать «в эфир», подумала, что не резон обижаться на человека, которого я практически не знаю. И ещё: а не пора ли спасать саму Лиду? Как только восстановлюсь хоть отчасти, поищу способ изучить поближе старую подругу и помочь ей при необходимости.

– Вернёмся к делу. Направить тебя сюда – это была целая операция, большая и сложная. Сама понимаешь. В Москве она имеет своё прикрытие, свой предлог… То есть это не просто предлог. Важное, нужное, серьёзное дело. Запланирован слив информации… Я уже забыла, ты в курсе, что это такое?

– Догадываюсь, но и только.

– Хорошо. «Сливается» небольшое количество подлинной информации, чтобы подтвердить масштабную дезу, которую гонят вражеской разведке. Задуман маленький слив, но для этого выстраивается целая цепочка, в которой и я, и ты – звенья.

– Лидок, а ты уверена, что не вляпалась во что-то…

Подруга нетерпеливо перебила:

– За операцию отвечает мой непосредственный руководитель. И всё это было оговорено в общих чертах тринадцать лет назад. По моей, между прочим, инициативе.

Тревога за неё у меня почему-то возрастала, хотя с этим сливом, похоже, было всё чисто.

– Ладно. Инструкции ты дашь или в Москве?

– В Москве. Я не знаю подробностей. К тебе подойдёт человек – сам…

Лида передала мне дальний и ближний опознавательные знаки.

– Пароль не потребуется. Значит, так. Если будешь в сознании – просто выслушаешь инструкции и запомнишь. Будешь… как раньше – воспримешь инструкции как внушение. Он в любом случае не должен узнать, насколько ты осведомлена. Выполнишь задание под гипнозом. После выполнения тебе передадут символ.

– Почему не раньше?

– Боятся, как бы ты не «выключилась» в процессе.

– Справедливо, не придерёшься…

– Я понимаю, как тебе не хочется. Если бы ты знала, как мне это больно! – с горечью пожаловалась Лида. – Сколько я пролила слёз из-за того, что ты перестала быть прежней, что тебе всякий прикажет, а ты и слушаешься… Просто я никак не могу повлиять на это. Я здесь, а они – там, и у них – власть.

Вот она – моя Лида, настоящая! Та, которую я знаю, помню и понимаю. Надолго ли выглянула из-под новой, незнакомой личности?

– Уже больше трёх лет, как меня «законсервировали», – продолжала Лида тихо и ожесточённо. – Поступил приказ: заморозить все связи и ждать. Я сначала думала: это – чтобы мне внедриться поглубже. Я ж была под дипломатическим прикрытием, а теперь… врастаю. Но, по правде, я сразу почуяла неладное. Сначала не до того было: родила четвёртого. У меня такое тягостное ощущение, что эта консервация – надолго.