Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прекратите, Николай! Вы же не насильник! – со слезами в голосе умоляю мужчину, едва не сползая по стене. Страшно настолько, что ноги не держат. Но я буду держаться до последнего. Я никогда не встану на колени перед этим извращенцем.
– Конечно, нет. Ты все сделаешь добровольно, с улыбкой на лице. И с большим удовольствием, – скалится, подходя практически вплотную.
Я упираюсь в стену. Больше отступать некуда. И Степанов прав – у меня нет другого выхода, никто меня не спасет и не найдет. Стас…он даже не знает, что меня похитили.
Но пугает больше то, что моя бусинка, моя девочка, за жизнь которой я так боролась, останется одна. Да, у нее есть отец, от которого она без ума. Но все же их отношения еще не настолько близки, как со мной. И внутри все покрывается льдом, стоит мне представить, что некому будет защитить мою малышку, когда она останется одна в этом жестоком мире.
Степанов приближается вплотную. Настолько, что я чувствую его тяжелое дыхание на своем лице. Крепко зажмуриваюсь, впиваюсь ногтями в ладони, все еще в глубине души надеясь, что это всего лишь кошмарный сон. Но нет – наяву все также передо мной Николай Степанов – извращенец с горящими глазами и недвусмысленными намерениями.
Отворачиваю голову в сторону, часто дыша. Что угодно, лишь бы он не смел поцеловать меня. Потому что я хочу, чтобы мои губы до последнего хранили вкус поцелуев Стаса.
– То есть ты не хочешь по-хорошему? – его голос царапает мои нервы, натянутые до предела.
Этот урод сжимает до боли мои скулы, оставляя синяки, и заставляет повернуть голову. Но я все также не смотрю на него.
– Пожалуйста…Не надо…Отпустите, – не замечаю, как начала плакать, и захлебываюсь слезами.
– Хочешь поиграть в недотрогу? Пожалуйста.
Степанов с силой хватает меня за порезанное предплечье, сжимает едва ли не до хруста костей и швыряет через всю небольшую каюту.
Я приземляюсь на кровать, больно ударяясь головой об стену. Страх затопляет меня с головой, и у меня начинается самая настоящая истерика. Я что-то кричу Степанову, но сама не осознаю смысл собственных слов. Может, оно и к лучшему. Я хотя бы не буду осознавать реальность, и что со мной вытворяют.
Он приближается, как палач. Медленно, прожигая меня взглядом и отбивая одному ему известный ритм ремнем по ладони.
Я подтягиваюсь на локтях, упираюсь в стену, вся сжимаясь в комок. Меня трясет, и, кажется, я сейчас потеряю сознание. Так было бы лучше – не понимать, что происходит, не видеть и не чувствовать. Но уверена, Степанов не допустит, чтобы я была «овощем» в процессе.
Извращенец взмахивает рукой, ремень рассекает воздух и приземляется на мою ногу, сильно ее обжигая.
Кричу от боли, пытаясь сжаться вся в комок. У меня такое ощущение, что ногу просто отрезало, и это то, что от нее осталось, горит в агонии.
– Пожалуйста! – надсадно кричу, срывая горло. – Прекратите! Умоляю!!
– Тебе просто нужно было встать на колени, сучка. Просто отсосать, – бормочет он, снова нанося удар. И мой крик вновь разрывает каюту. Кажется, я начинаю молиться, чтобы это все закончилось. – А теперь…все будет…немного жестче. Извини, по-другому никак. Я уже завелся.
Я почти уплываю в спасительную нирвану, подсознательно ожидая еще одного удара. Но его не следует.
Зато дверь буквально слетает с петель, и в каюту врывается Стас. Яростный и бешеный. И в его безумных глазах читается одно – он пришел сюда, чтобы убивать.
Стас подлетает, одним резким движением руки валит Степанова на пол и начинает методично бить его по лицу. Просто молча, резкими и отточенными ударами.
Извращенец первое время пытается сопротивляться и даже дать отпор, но быстро ослабевает и, наконец, перестает подавать признаки жизни.
– Стас! – кидаюсь к любимому, хватая его за руку и буквально повисая на нем. – Остановись, ты же убьешь его!
– Тебе его жалко? После того, что он чуть не сделал с тобой?! – со злостью бросает Аверин, но все же перестает избивать Степанова. Его глаза мечут молнии, и мне на мгновение кажется, что его гнев обрушится и на меня.
– Я не хочу, чтобы из-за этого урода ты пострадал, – тихо произношу, а из глаз снова беззвучно катятся слезы. На этот раз от счастья. Что Стас нашел, пришел и спас меня. Потому что, если бы случилось худшее…я бы не смогла с этим жить.
Стас растерянно моргает и вновь поворачивается к Степанову, который медленно приходит в себя, кашляя и харкая кровью. Его лицо сейчас – просто кусок мяса, окровавленный и обезображенный.
– Говори, кто слил информацию о нас? – Стас хватает извращенца за грудки и трясет того так, что, кажется, сейчас голову ему оторвет. – Отвечай, или я убью тебя. И поверь, ты будешь умолять, чтобы я прикончил тебя.
И все это спокойным и серьезным тоном, что я с уверенностью могу сказать, что Стас не шутит. Он поступит именно так, как сказал.
– Твой…отец, – хрипит Степанов, сплевывая кровь.
Стас с силой отшвыривает его от себя, как ненужную вещь, извращенец падает на пол и ударяется головой, отключаясь. И он тут же теряет к нему всякий интерес.
Теперь все внимание Аверина приковано ко мне, и Стас внимательно осматривает меня с ног до головы. Замечает порез и следы удара, и его глаза вновь темнеют, выдавая вновь нахлынувшую ярость.
Но, тем не менее, наверно, чтобы не напугать, Стас нежно берет мое лицо в ладони и спрашивает, поглаживая скулы большими пальцами:
– Что он сделал с тобой, Кира? Скажи, малышка.
– Все хорошо, – срываюсь и рыдаю взахлеб. Со всех сил обнимаю Стаса, отчаянно цепляясь за его футболку. – Теперь все, правда, хорошо.
– Но рука…
– Тшшш, – прикладываю палец к его губам, призывая молчать. – Просто давай скорее уйдем отсюда.
Стас еще некоторое время смотрит пристально мне в глаза, как будто хочет убедиться, что я не вру. Но потом молча подхватывает на руки и несет на выход.
– Я могу идти сама, – пытаюсь слезть, но Аверин лишь сильнее прижимает к себе.
– Сиди спокойно, – отрезает, и у меня резко пропадает желание спорить. И уже чуть тише, словно признание на исповеди. – Я думал, что потерял тебя навсегда…
– Как ты нашел меня?
– Интуиция подсказала. Все, не задавай лишних вопросов, – пресекает, и я захлопываю рот. – Давай не будем об этом. Я рад, что все завершилось. Сейчас все будет хорошо.
Тяжело вздыхаю, вспоминая слова Степанова.
– Вряд ли,