—Еще полчаса, и закругляемся,— говорит мне. Я киваю и возвращаюсь на свое место. Обвожу пространство взглядом. Вроде тихо все. Надеюсь, так и останется.

На обратном пути еду, полностью сосредоточившись на лимузине впереди. Мысли о Лере приходится закрыть внутри себя. Не время отвлекаться. Сейчас от меня требуется полная отдача и сосредоточенность. От этого жизни людей зависят, в частности и ее.

Богдан уже отчитался, что Леру довез домой, из своей комнаты она не выходила. Руки чешутся добраться до нее поскорее, к себе притянуть, запах ее вдохнуть, убедиться, что не снится мне.

Смоленский еще на что-то надеется, но я бы на его месте уже давно валил на хер из страны. И семью свою давно перевез бы. Его прижали, и если сверху никто не спешит на помощь — значит, действуют по чьему-то указу. Но он упрямый. Дочь вся в него, этого у них не отнять.

—Не время геройствовать,— сказал я ему вчера.— Система прогнила изнутри, какой смысл жертвовать всем?

—Ты еще слишком молод, Давид. И горяч. Ты прав лишь в одном: система прогнила. Но на ком-то же она должна держаться?— горько усмехнулся он.— Пойти на их условия, закрыть глаза на то, что творится,— значит предать все, к чему я стремился. Ты руководствуешься эмоциями сейчас, но представь на минуту, что Лера не моя дочь, ее здесь нет, что бы тогда ты посоветовал мне? Продаться за долю и смотреть, как убивают молодых ребят? Закрыть глаза на причастность к этому?

—Вы правы,— согласился без раздумий. Потому что, как только Лера сошла с трапа и оказалась дома, я совсем забыл, что и сам когда-то присягу Родине своей давал. Защищать до последнего вздоха.

Смоленский кивнул, в глазах холодная решимость. На кон поставлено все. И его, и чужие жизни. Осталось ждать, а это самое сложное.

Лимузин сворачивает к дому, охрана открывает ворота, мы въезжаем за ним. Прежде чем семья Смоленских выходит из бронированного лимузина, ребята еще раз проверяют периметр.

Чисто.

Настя выскакивает на улицу первой, бросает на меня взгляд, улыбается и на шпильках идет к дому. Я качаю головой. Все дети Вячеслава Владимировича абсолютно разные и ничем не похожи.

Лимузин отгоняют, охрана растягивается по территории, я направляюсь к домику, откуда ведется видеонаблюдение, но Смоленский меня окрикивает.

Я поворачиваюсь, смотря на него вопросительно. Он идет в мою сторону, показывая, чтобы я оставался на месте. Топчет ногами зеленый газон, ничуть не заботясь о том, что сейчас работает полив и брызги воды достают до него. Он уставший, на лице ни одной эмоции, вид задумчивый, но в глазах холодный блеск. Словно чем-то недоволен. Или кем-то.

—Что-то не так?— спрашиваю его, напрягаясь.

—Все так. Будь готов действовать, осталось недолго. Мне назначили встречу. На субботу.

Сжимаю руки в кулаки, с силой стискиваю челюсти.Осталось два дня.

—Понял. Будут какие-то особые распоряжения?— мой голос бесцветный, мысли уже далеко отсюда.

—Все по плану.

Я киваю.

—Тогда ждем,— говорю и собираюсь уходить, но Смоленский пригвождает меня к месту следующими словами:

—Я знаю, что между вами происходит, Давид.

—Со всем моим уважением, Вячеслав Владимирович, но это наше с Лерой дело.— Смотрю на него с вызовом. И гадать не нужно, о чем он.

—У тебя был шанс. Я лично тебе его в руки дал, еще и благословил. Ты им не воспользовался, бездумно просрал,— выплевывает он мне в лицо, явно недовольный моими действиями.— Поэтому делай то, за что я тебе плачу, и перестань вертеться вокруг Леры. У нее, кажется, намечаются неплохие отношения. Этот Железнов — перспективный парень, способный подарить моей дочери жизнь, которую она заслуживает. Так что прекрати это, только слепой не заметил бы то, что творилось между вами этим вечером. Я уже молчу о том, как вы провели ночь вторника.

Я криво усмехаюсь. Глупо было бы полагать, что ему не донесли. Или что за нами не следили.

—Она взрослая девочка и способна сама принимать решения. Если скажет, что ей лучше с другим, я отступлю. А пока пусть все идет своим чередом. Что-то еще или я могу быть свободным?

Смоленскому явно не понравился мой ответ. А еще больше мой тон. То, что мы когда-то породнились, вовсе не означает, что сейчас мы в дружеских отношениях. Я всего лишь тот, кому он может доверять. Потому что определенно точно знает: Лере я не желаю зла и никогда не причиню. А значит, я верный человек. Свой. А таких ценят, держат при себе, но пускают в расход при первых же трудностях.

—Я тебя предупредил, не морочь девке голову,— жестко чеканит он.

—Я не морочу. Я исправляю ошибки. И вам советую. Пока не поздно.

Смоленский понимает смысл моих слов. Резко втягивает в себя воздух. Понимает, что я прав, но молчит. Разворачивается и быстрым шагом идет к крыльцу.

—И вам спокойной ночи,— выдыхаю я и достаю из кармана зажигалку и пачку сигарет.

Вечер сегодня хороший, прохладный, для прогулок то что надо. Вот только не до этого сейчас. Я вдыхаю дым, чувствую, как меня отпускает. Поднимаю взгляд, выискивая окно комнаты Леры. У нее темно, но отчего-то уверен, что она не спит. Возможно, даже прячется за занавеской и наблюдает. Немного постояв так, иду к домику охраны. Нужно завершить кое-какие дела, а завтра заняться приготовлением. Чем бы ни закончилась суббота, а в целях безопасности всех нужно будет вывезти.

Дурное предчувствие закралось в душу. Совсем не осталось времени. Снова о Лере все мысли. Она опять может исчезнуть из моей жизни, а я даже ничего не успел сделать, чтобы ее вернуть, удержать.

Я отцепляю кобуру, прячу в сейф оружие. Беру со стола сигареты и ключи от черного входа в дом. По пути хорошенько взвешиваю то, что собрался сделать. Решил, что буду действовать по обстоятельствам и если после того, что в уборной ресторана произошло между нами с Лерой, она запустит в меня несколько своих томиков с любовными романчиками, то так и будет. Усмехаюсь, предвкушая эту ночь. Последнюю беззаботную ночь для всех нас.

От переизбытка эмоций сердце стучит словно сумасшедшее. Я уже давно дома, давно рядом никого нет. Нет Давида, нет Дамира, не играет музыка и не съедает духота, но легче отчего-то не становится.

То, что я увидела сегодня во взгляде Леонова, не поддается никакому объяснению. Что-то темное на глубине его глаз притягивало, завораживало, приказывало подчиниться. И я подчинилась. Словно безвольная кукла, поддалась, потянулась за поцелуем, готова была раздвинуть перед ним ноги прямо в туалете, куда в любой момент мог войти кто-то посторонний и увидеть нас.

Из-за этого я безумно на себя злюсь. Что до сих пор не убила в себе ту Леру, которая с восхищением смотрела на Давида, ловила каждое его слово, возбуждалась от одного его прикосновения.