Какая уже, к черту, разница?!

Этот хоть трепещет, пусть слабеньким, но огнем, который сейчас сжигает до тла все ее иллюзии…

А Мигель, он теперь – что?

Безмерно ценит и уважает.

Приспособился, паразит, высосал всю ее цветущую зрелость, бросил корни в землю, пресытился и шарится теперь с кем-то по темным углам.

Доказать нельзя, он же ловкий, как и все они.

Эх, мужчины…

В них разума от рождения больше, вот и понимают они, что все в мире скоротечно, и живут только в настоящем моменте.

И в этом моменте даже не лгут.

Лгать они начинают потом.

Потом…

Коньячный жар побежал с лица Галины ниже, и вот она уже слышала будто не свой голос, молящий, стонущий и шепчущий какую-то пряную чушь. Остатком здравого смысла она понимала, что оба играют краплеными картами, что ничего уже не наверстать и не вернуть, но ей нужен был сейчас этот обман. Главное – не открывать глаза, не видеть морщин на его лице и змей, притаившихся под шкафами и стульями комнаты.

А уж когда придет их с Максом «потом», она будет до зубов вооружена.

Этот скот-шизофреник, выгнавший жену с ребенком, такси ей до дома оплатит и… она найдет ему какое-нибудь полезное применение!

Звонок в дверь вырвал Галину из вязкой дремы, заставил встрепенуться и резко отдернуть ногу от посапывавшего где-то возле ее плеча Разуваева.

«И неплохо ведь, если честно, было… Если не смотреть на него пристально, если не читать в отметинах, что оставило время на его лице, всю его нехитрую историю…»

Галина, все еще хмельная, встала с кровати и попыталась найти свою разбросанную одежду.

«Все-таки мужики в чем-то правы… Какие еще ощущения могут сравниться с этими сокрушительными, до дрожи, почти до беспамятства, спазмами? Вот только и в этом природа дала им больше. Они почти всегда и с любой могут это получить, а нам, женщинам, – только если повезет, чтобы все совпало… Да уж… Отчаянье – родная сестра страсти».

Макс пошевелился и, не открывая глаз, спросил:

– Галь, звонил вроде кто?

– Не знаю.

– Ты уходить уже хочешь?

Галина взяла в руки телефон.

Часы показывали десять вечера и четыре непринятых вызова.

Все от матери.

От Мигеля – ни одного.

– Не знаю.

Нет, им не показалось – в дверь снова позвонили.

– Макс, это кто?!

Галину охватила паника.

Фарфоровый клоун с гадкой усмешкой на нарисованных красных губах хотел подмигнуть ей с трюмо, но передумал.

Книги в массивных коричневых переплетах косились на нее с высоких, под самый потолок, полок. Собрания сочинений русских классиков. Галина не сомневалась в том, что за все то время, что жил здесь, Разуваев не открыл ни одной.

Атмосфера ретроквартиры уже перестала ей казаться столь очаровательной.

Старые трубы скрипели, будто с трудом пропуская по своим кишкам воду. Запах прошлого, лежалый, с ноткой нафталина, с застарелой, ничем не перебиваемой табачной паутиной, с чужими несчастьями и скорыми случками, обнажил перед ней убожество комнаты.

– Макс, встань и пойди посмотри!

– Господи… Да это, может, Бойко твоя… И хрен бы с ней!

– Так ты ее все-таки позвал?

– Ой, да не помню я… Говорил с ней на днях.

– Макс, я прошу тебя, встань и посмотри, кто за дверью!

– Да ты истеричкой стала.

– А ты нет?

Разуваев, невыносимо пошлый и снова чужой, нехотя привстал.

– Ну?! Видишь, не звонят больше!

– Это не Бойко.

– Почему?

– Потому что это была она.

Макс, не удосужась хоть чем-то прикрыть свое вроде бы еще стройное, но уже с заметным животиком тело, прошел к окну, открыл его и прикурил сигарету.

Холодный осенний воздух мигом заполз в комнату и заставил Галину торопливо одеться.

Макс продолжал стоять к ней спиной и, быстро затягиваясь, курил.

– Галь, у тебя с мужем новым не ладится?

– При чем тут муж?

– Ну как при чем… Я понимаю: ты праздника хочешь, а там обязанности да пеленки.

– Макс, ты тупой, ты вообще ничего не понимаешь!

Галина хотела было рассказать ему про бомжиху, жену того, кого он случайно убил, про то, что та выследила и преследует ее, но слова застревали в горле.

Не поймет он.

Есть в мире вещи более чем реальные, но сложно объяснимые.

– Мне помощь нужна, – бросила она, на ощупь поправляя прическу.

– Сегодня? – лениво отозвался Макс.

– Сегодня домой поеду. Но скоро вернусь. Такси, кстати, закажи! И оплати.

– Как скажешь, королевна.

По его вялой ухмылке ей стало понятно, что с деньгами у него, как обычно, не очень.

Варвара Сергеевна сидела на неудобной серой банкетке.

В числе многих других, она оказалась в очереди, у которой не прослеживалось ни начала, ни конца.

Правда, она ощущала, что в этой очереди с тяжко вздыхающими людьми, одетыми в тусклую, в темных тонах, лишенную индивидуальности одежду, скрывался какой-то смысл.

Варвара Сергеевна вроде бы знала какой, но напрочь о том забыла. Выйти покурить и попробовать, разговорившись, что-нибудь выяснить, она почему-то не могла.

На стенах учреждения была развешена какая-то информация.

Было сложно различать буквы без очков, но удалось разглядеть, что в основном это были правила, разбитые цифрами на пункты и подпункты.

В дверь, которая редко приоткрывалась, заходил следующий по очереди, и, как быстро заметила Варвара Сергеевна, никто из нее обратно не выходил.

Как только она о том подумала, массивная, обитая коричневым дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель тотчас просочилась давно стоявшая наготове худенькая, с плаксивым выражением лица, немолодая женщина. А между тем предыдущая посетительница, молодая и вздорная, нахально проскочившая без очереди, абсолютно точно оттуда не вышла.

Но это, кажется, совсем не волновало страждущих, толпившихся у двери.

И тут Самоварова сделала очередное открытие – очередь состояла из одних женщин.

Не владея какой-либо информацией и не желая играть втемную, Варвара Сергеевна собралась уже уходить.

Но дверь снова приоткрылась.