А к вечеру следующего дня Галина без особых мучений, самостоятельно произвела на свет здорового трехкилограммового мальчика.

– И кем он тебе приходится?

– Знакомый…

– Варь, ну тогда я для тебя точно ничего делать не стану!

– Хорошо, он мне приснился… А ты знаешь, что многим моим снам стоит верить.

– И что же тебе приснилось? Сплетни черемухи? Мертвые брюхатые рыбы?

Никитин небрежно отодвинул от себя остывший чай. Чай обиженно всколыхнулся и оставил в отместку на столе два бурых пятнышка.

Полковник схватился за трубку.

– Потом поменяет! И мне кофе не нужен! – опередила его порыв Самоварова.

В кабинете начальника ничего не изменилось.

Чисто, бездушно, безлико, и только на рабочем столе обычный беспорядок.

Два стационарных аппарата с кучей дополнительных кнопок (сколько спасенных, а еще больше сломанных жизней скрывалось за их молчанием!) стояли на страже лабиринта папок, ручек и всевозможных бумаг.

Когда же она была здесь в последний раз?

… Полгода назад Самоварова оказала полковнику помощь в расследовании преступления – молодой человек зверски убил свою невесту.

Девять колото-ножевых ран, больше половины – смертельные.

Была вечеринка, молодежь много выпила, плюс наркотики. Задержанный парнишка горько, как ребенок, плакал и исступленно твердил, что ничего не помнит.

Никитин дал ей возможность ознакомиться с протоколами допросов.

Полковник был в тупике, что-то подсказывало ему, что в этой истории не все так просто.

Против молодого человека набралось изрядное количество улик, а отец убитой девушки, хамоватый тучный владелец сети автосервисов, давил на следствие и требовал скорейшей расправы над мерзавцем.

После визита в отделение у Самоваровой был сон.

Тогда ей впервые приснилась Кармен.

Дело было в шумном, тесном трактире, в каком-то смутном времени…

Красивая девушка сидела на краю большого дощатого стола, уставленного грязной посудой.

Тяжелые черные волосы ласкали карамельные плечи, ссыпались рекой в глубокий вырез платья, отборный жемчуг мелькал в спелых, покусанных губах.

Нервный молодой человек, совсем еще ребенок, трогательно играющий в мужчину, донимал ее вопросами, которые читались в глазах, налитых вином и печалью. Девушка снисходительно поглаживала его руку и он, щурясь от духоты и дыма, пытался разглядеть на ее лице то, о чем мечтал.

Вход в трактир загораживала огромная свалка из разломанных стульев и обломков разной утвари, сваленных в кучу и связанных массивной цепью таким образом, что к окошку рядом с дверью оставался лишь узкий проход.

Вокруг орали, чадили, постоянно вскакивали, пили до дна, пели несвязно, но самым сердцем, и постоянно отбегали к окошку на что-то посмотреть.

Взмыленные официанты как ни в чем не бывало сновали с переполненными подносами, то и дело доставая бутылки спиртного из уцелевшего, расписанного пестрыми цветами по светлому дереву, буфета.

За стенами пристанища озверевшие толпы народа превращали город в руины, а ночь, проникавшая в трактир через оконце, была светла из-за многочисленных пожарищ.

Кармен казалась совершенно спокойной: она ничего не боялась, никого не любила и явно чего-то ждала.

Вдруг участники этого отчаянного балагана вскочили и снова выпили, да с такой жаждой, что было очевидно: они уже откуда-то знали, что произойдет в следующие минуты.

Расталкивая крепкими торсами груды хлама, в трактир влетела шайка матросов с оружием наготове, началась пальба.

В следующем кадре Варвара Сергеевна увидела, как смуглая Кармен взазос целуется с дерзким, плечистым матросом.

Проводив дочь на работу, Самоварова набрала Никитина.

– С матросом ее не поделили. Ищи матроса, начальник.

– Какого еще матроса?!

– Поймешь! Тряси всех, кто был на вечеринке. Найдешь его – прессуй в режиме… скажем, два!

– А почему не в первом?

– Не тот формат. Второго, думаю, достаточно. Не мне тебя учить.

– Матрос, значит… Хорошо, я понял, хотя, если честно, ничего не понял. А я ведь думал о тебе, Варь…

– Серьезно? Давай, ищи его… Ну все, отбой.

На следующий день полковник приказал снова вызвать в отделение всех, кто принимал участие в злосчастной вечеринке.

Грамотно выстроенное психологическое давление, в процессе которого многие допрашиваемые начали юлить, позволило следователям отобрать парочку подозрительных парней и плавно перейти с ними к «режиму номер два».

Через несколько часов картина прояснилась.

Почти случайно попавший в компанию «золотой молодежи» один простой, но чрезмерно амбициозный парень, крутил за спиной у жениха роман с невестой.

Когда парня, уже в наручниках, выводили из отделения, Варвара Сергеевна, в пушистом оренбургском платке и Анькиных очках-хамелеонах, стояла недалеко от крыльца и курила в компании едкого морозца.

На молочно-белом лице «матроса» рассыпались колючие веснушки. Во всей его фигуре, поступи и взгляде читалась сила, но сила слепая, неуправляемая, охочая брать все, что плохо лежит.

– Эй, дашь сигаретку? – вдруг выкрикнул парень.

От неожиданности Самоварова вздрогнула.

Все еще пытаясь куражиться, он ей подмигнул.

Но тут же, резким тычком в спину, его одернули двое новых, незнакомых Самоваровой полицейских.

Снегу за ночь привалило, да еще ударил нехилый мороз, и водитель машины мешкал с отъездом. Он открыл капот и, размахивая руками, сердито объяснял полицейским, что придется немного подождать.

– Вы же люди! Дайте покурить-то, мужики, ну пожалуйста!

Один из конвойных вытащил из кармана сигарету, прикурил ее и безразличными, ко всему привыкшими пальцами вставил в рот арестованному.

Варвара Сергеевна подошла ближе.

Даже морозный, обжигающий внутренности воздух не помешал ей уловить тот самый запах.

Так пахли напрасные души.

Кем-то обиженные, они скитались в веках, не имея для себя никаких других возможностей, кроме тех, что диктовал им лихой случай.

Сигаретный огонь потрещал, обернулся дымком и, смешавшись с ледяным облаком, быстро погас, растоптанный ботинком полицейского…

– Так что он тебе сделал, этот Валерий Павлович? Проник в квартиру и яда кошкам подсыпал?

– Сереж, мне сегодня не до острот. Вообще-то у меня здесь полно знакомых осталось, если что…