отец Тихон по благословению епископа создал в Кадьяке общество трезвости во имя святителя Тихона Задонского и преподобной Марии Египетской. При обществе проводились открытые чтения на религиозно-нравственные темы, действовала библиотека с подборкой материалов о вреде пьянства и пользе трезвости. В дальнейшем подобные общества учреждались и в других приходах.

В том же году в Кадьяке открылся приют для девочек. Учителем Закона Божия в нем стал священник Тихон Шаламов, остальные же предметы преподавала его жена.

Перу священника принадлежит «Краткое церковно-историческое описание кадьякского прихода», опубликованное в том же «Американском православном вестнике». Говоря о своих прихожанах, отец Тихон отмечает, что алеуты «за неимением школ, из-за сравнительно очень редких кратковременных посещений священника, при незнании им туземного языка, более привязаны к обрядовой стороне религии, не понимая и не зная самых существенных и необходимых истин веры православной, живут и веруют в простом сердце, зная молитвы и краткие изложения веры православной на непонятном для них языке».

В то же время священника радует, что обращение алеутов к Православию бывает искренним и чистосердечным: «Они воспринимают истины Евангелия более сердцем, чем умом: не зная всех оснований веры, непросвещенные, простые, — они любят эту веру до самозабвения и смерти и веруют в загробную будущую жизнь с такой же реальностью, как и в настоящую, ожидая в ней успокоения от всех печалей и скорбей, которыми так полна их земная жизнь. Кто видел умирающего алеута, тот может сказать, что видел верующего человека».

В проповедях и печатных выступлениях отец Тихон обличал власти США за расхищение природных богатств Аляски. Вскоре после его приезда на Аляске были обнаружены запасы золота. Началась знаменитая «золотая лихорадка». В течение нескольких лет Аляску наводнили искатели счастья. Они скупали земли, открывали прииски, а добытое золото переправляли через Канаду в США и другие страны. «Аляска… быстро расхищается и беднеет. И не удивительно, ибо все свои богатства она дает центру — штатам. Жизнь коренных жителей прямо никнет», — писал отец Тихони с горечью.

Но и в адрес российских властей из его уст звучали грозные инвективы: «Велико невежество родное, всероссийское, но да не будет… забыта и далекая страна, которая, несмотря на отречение и отверженность, продолжает пребывать в верности и любви к своей покровительнице России, так коварно в своих аляскинских представителях предавшей их в руки врагов. Да дастся ей взамен хлеба насущного хлеб духовный, небесный, свет Христов, и тем да загладится перед Божиим престолом вина русских людей, продавших Аляску поистине за тридцать сребреников…»

Решение о продаже Аляски было для императора Александра II вынужденным. После тяжелого поражения в Крымской войне удержать эту землю у России не было возможности: ее можно было либо продать, либо потерять. Но отец Тихон не мог знать всех деталей сделки, а потому, как и многие русские на Аляске, выражал по ее поводу искреннее негодование.

На миссионерском поле у православных священников было немало конкурентов. Прежде всего, иезуиты и баптисты. Иезуитскую миссию отец Тихон считал самым опасным, грозным и сильным врагом. Что же касается баптистов, то их влиянию он, судя по всему, противостоял вполне успешно. По сведениям того же «Американского православного вестника», за все время его служения в Кадьяке баптисты не смогли обратить в свою веру ни одного взрослого православного алеута.

Помимо духовной помощи, надо было оказывать и помощь медицинскую. При посещении отдаленных селений священник самостоятельно делал прививки местным жителям, лишенным помощи американских врачей.

В годы пребывания на Аляске отец Тихон хорошо выучил английский язык. Но алеутским не овладел: исповедь алеутов так до конца и совершал через переводчика.

За ревностное служение он регулярно получал церковные награды: удостоился права ношения скуфьи, камилавки и золотого наперсного креста.

* * *

На этом кресте следует остановиться.

В наше время каждый священник Русской Церкви при рукоположении получает право ношения креста. Сам архиерей возлагает на него крест под торжественное пение «Аксиос» («Достоин!»).

Но так было не всегда.

До середины восемнадцатого века священники вообще не носили кресты. И лишь в самом конце этого столетия император Павел I распорядился, чтобы четырехконечный позолоченный крест выдавался в качестве награды особо отличившимся священникам.

В начале девятнадцатого века некоторые священники получали наградной крест, украшенный драгоценными камнями. А с 1820 года отбывающим за границу русским священникам разрешили носить там золотые кресты, выдаваемые «из кабинета Его Императорского Величества». Такие кресты получили название «кабинетных».

По своему дизайну кабинетный крест отличался от других крестов и был узнаваемым знаком отличия. Он был золотым и имел строгую четырехконечную форму.

В дополнение к церковным наградам отец Тихон получил по окончании службы на Аляске орден святой Анны третьей степени. Его отец не удостоился ни такого ордена, ни наперсного креста за сорок три года служения. Отцу Тихону оказалось достаточно одиннадцати лет службы, чтобы получить эти государевы милости.

* * *

На родину он отбыл по собственному желанию. К тому времени у него было уже четверо детей. Трое родились на Аляске: Галина, Сергей и Наталия. Варлам станет пятым и родится в Вологде три года спустя.

Первое время отец Тихон служил в Вознесенской церкви, затем в 1906 году был переведен на должность штатного священника в кафедральный Софийский собор «в видах пользы службы». По словам Варлама, «для церковных властей это было хорошим решением — молодой проповедник из заграничной службы, владеющий английским в совершенстве, французским и немецким со словарем, лектор, миссионер и насквозь общественный организатор — кандидатура отца у Синода не вызывала, конечно, возражений. А что он стригся покороче, носил рясы покороче, чем другие, крестился не столь истово, как остальные, — все это не пугало Синод».

На самом деле перевод священника с места на место внутри одной епархии не входил в компетенцию Синода. Такие вопросы решались местным архиереем.

Варлам Шаламов пишет, что его отец вернулся в Россию «другим человеком, чем тот священник, который уезжал в прошлом столетии на Алеутские острова». В Америке он заразился духом «свободомыслия Джефферсона, Франклина». Он вернулся, «привлеченный революционными ветрами первой революции — свободой печати, веротерпимости, свободой слова, надеясь принять личное участие в русских делах».

Эта революция началась с демонстрации, впереди которой шел священник. Шествие рабочих с хоругвями, иконами и портретами царя было расстреляно оружейными залпами. Более сотни погибших, несколько сотен раненых.

«Кровавое воскресенье» дало толчок событиям, которые назревали в течение долгого времени. В стране давно уже действовали революционеры разных мастей. Одни ратовали за введение Конституции и ограничение прав монарха. Другие жаждали свержения монархии и передачи власти в руки народных представителей.

Непосредственным организатором