снимают митру, омофор, красную мантию и епитрахиль, он остается в рясе с крестом и панагией. Приглаживает пышные седые волосы. Из алтаря выносится вторая панагия, он надевает ее. Его облачают в мантию, епитрахиль и омофор зеленого цвета. Подносят ему белый клобук и патриарший жезл.

При вручении Патриарху каждого из этих знаков патриаршего достоинства хор духовенства, а вслед за ним смешанный хор поют:

— Достоин! Достоин! Достоин!

После этого Патриарха от имени Синода поздравляет старейший его член — митрополит Сливенский Иоанникий.

Патриарх читает молитву, в которой просит благословения Божьего на предстоящее служение. Затем совершается молебен, за которым он читает Евангелие.

Наконец, его ведут к патриаршему трону и под многократные возгласы «Достоин! Достоин! Достоин!» трижды посаждают на патриарший трон. Этот момент, собственно, и является интронизацией.

А царь Симеон в течение всей церемонии продолжает стоять возле царского трона, остающегося вакантным.

Патриарх обращается к собравшемуся народу с речью, которую читает по бумаге:

— Я, недостойный, был выдвинут на патриарший престол, чтобы встать на путь высокоответственного служения Болгарской Православной Церкви. Высокий церковный пост предрасполагает к проявлению гордости, но осознание слабости сил человека приводит нас к смиренной молитве. Тяжел крест, который Господь и Святая наша Церковь водрузила на мои слабые плечи. Но с упованием на апостольские слова молю о Божьей силе, которая «в немощи совершается», поскольку «когда я немощен, тогда я силен».

Потом Патриарх остается стоять возле своего трона. Его поздравляют президент, председатель Парламента и царь Симеон. Каждый из них, подходя к Патриарху, целует ему руку.

* * *

Вечером того же дня царь принял в своем загородном дворце делегацию Русской Православной Церкви, пожелавшую с ним встретиться.

Дворец расположен в бывшем предместье Софии, ныне входящем в черту города, окружен парком. Возвращенный царской семье во время реституции первой половины 1990-х годов, он был сразу же передан царем Симеоном государству для обустройства в нем музея. А царь со своей семьей поселился в небольшом бывшем охотничьем домике, построенном царем Фердинандом I. Туда он и пригласил делегацию.

— Ваше Высокопреосвященство, благословите. Извините, что не говорю по-русски, — сказал он по-английски, встречая на пороге молодого митрополита в белом клобуке и сопровождавших его троих священников.

— Ваше Величество, будем говорить по-английски, — сказал митрополит. Он знал, что царь говорит на семи языках, среди которых нет русского.

Царь провел экскурсию по домику. Гости внимательно рассматривали личные вещи царя Фердинанда, аккуратно расставленные на застекленных полках гостиной. Здесь были тарелки с вензелями царя, фарфоровые вазы с его изображениями, протоколы различных заседаний на болгарском языке, письма царя на французском и болгарском, его многочисленные награды.

— Как себя чувствует князь Кардам? — спросил митрополит.

Старший сын царя, наследник престола, после аварии уже несколько лет лежал в коме.

— Его состояние стабильно тяжелое. Но мы с женой не теряем надежды на то, что он вернется к жизни.

— Я желаю скорейшего выздоровления Его Высочеству, — сказал митрополит.

— Благодарю вас, Владыко. Молитесь о нем.

Затем царь пригласил гостей за стол. За чаем митрополит сказал ему:

— Господь даровал вам неординарную судьбу. Для Церкви помазание на царство имеет особое значение, вне зависимости от того, занимает монарх царский престол или несет какое-либо иное служение. Помазание на царство, как и рукоположение в священный сан, — это то, что приходит свыше от Бога и не смывается никакими политическими событиями и никакими обстоятельствами. Монарх — человек, который, вне зависимости от того, где он находится, призван служить своему народу.

— Я был воспитан на таких принципах. На них строилась жизнь нашей болгарской монархии испокон веков.

— То, что в конце двадцатого века во многих странах пал коммунистический режим, у нас воспринимают как Божье чудо. В России после этого началось возрождение церковной жизни.

— Для нас это тоже было чудо. Я никогда не думал, что смогу вернуться на родину и тем более что буду принимать какое-то участие в политической жизни страны.

Царь говорил тихим и ровным голосом, почти не жестикулируя. Тщательно подбирал слова.

— А каково это было для помазанного на царство монарха — пойти в политику, участвовать в политической борьбе и занять кресло председателя правительства?

— Став премьер-министром, я понизил свой статус. Но я спрашивал себя, что лучше: оставаться с гипотетическим царским титулом или быть полезным для своего народа? И я ответил: лучше быть полезным. Это шло вразрез с тем, что мне с детства внушали. Меня учили, что монарх не должен напрямую вмешиваться в политику. Решение пойти в политику стоило мне многих бессонных ночей.

— Вы не жалеете, что приняли это решение?

— Нет.

— А что, с вашей точки зрения, лучше — монархия или республика?

— Я не могу сказать, что лучше. Я испытал на себе и то и другое, побыл и монархом, и политиком. Но, вы знаете, политик приходит на высокую должность на четыре-пять лет, будь то должность президента или премьера. А царь может рассчитывать лет на двадцать пять. И чем больше люди разочаровываются в политиках, тем больше веса может иметь монархия.

— А вам не кажется, что в двадцатом веке происходило постепенное вырождение тех монархий, которые сохранились?

— Что вы имеете в виду?

— Во-первых, вырождение политическое, когда монарх по сути лишен всякой власти и исполняет лишь церемониальные функции. А во-вторых, нравственное, когда члены монаршей семьи теряют ощущение того, что они призваны на особое служение, и личная жизнь у них оказывается на первом месте. Те скандалы, которые происходят в королевских семьях Европы, являются ярким тому подтверждением.

— В то же время мир не стоит на месте, и монархия тоже может развиваться. Например, в прежние времена браки между монаршими особами заключались только внутри королевских домов. Но сейчас это правило невозможно строго соблюдать. Есть очень разные случаи…

Царь задумался и после небольшой паузы сказал:

— Монарх может оказывать нравственное влияние на общество, даже если лишен реальных рычагов политической власти. Но, конечно, при условии, что он воспринимает свою роль именно как служение своему народу. Я вам приведу один пример. Мой родственник король бельгийцев Бодуэн был глубоко верующим человеком. А Парламент Бельгии решил принять закон, разрешающий аборты. Король был против, но по Конституции он не имел права не подписать закон, получивший большинство голосов в Парламенте. И что, вы думаете, он сделал? Отрекся от престола. Нравственные принципы не позволили ему подписать закон.

— Но ведь потом он вернулся на престол.

— Да. Парламент проголосовал за закон, а потом короля пригласили снова занять трон. Но могли не пригласить.

— Таким образом, он результата не добился.

— Нет. Но он показал свою