Но охранник не спешил с пытками, вместо этого он распихал все инструменты обратно по карманам.

– Встать! Встать, я сказал!

Я молча повиновался.

– Что ты здесь делаешь? – продолжал он.

– Я же сказал, все вам объяснил, я – сварщик, меня пригласили варить решетки для камер.

«Кажется, не важно, говорю я правду или вру, мне все равно суждено страдать».

– Сука! – выругался он вдруг в полный голос и вскочил с табурета. – Я спрашиваю, что ты делаешь в моем крыле? Какого хрена без сопровождающего трешься возле заключенных? – Первый раз за все время, проведенное в этой тюрьме, я видел взбешенного охранника, который кричал и матерился, от этого у меня глаза на лоб полезли.

– Я, я… – язык не поворачивался сказать о побеге.

– Что я? Что я? Ты либо мне прямо сейчас все расскажешь, либо я сниму с тебя наручники и прибью ладони друг к другу!

Нос жгло от слез, а зубы уже почти сточили друг друга в порошок.

«В любом случае мне конец, наверное, нет смысла молчать».

Собравшись с духом, я рассказал: про побег, про убийство охранника. Не рассказал лишь про поиски своего давно почившего родственника, этот момент решил все-таки придержать.

На протяжении моего рассказа охранник медленно ходил взад-вперед по комнате, внимательно слушая все, что я говорю. Когда я закончил, он подошел ко мне и, взглянув прямо в глаза, схватил меня за челюсть, потом повертел туда-сюда, рассматривая мое лицо со всех сторон, словно собачью морду.

Затем он задал мне очень странный вопрос уже более спокойным голосом:

– Сколько тебе лет?

Вопрос окончательно выбил меня из колеи, и поэтому я просто стоял и смотрел на него, как дурак.

– Ты что, глухой?

Я повертел головой из стороны в сторону.

– Тогда ответь мне, сколько тебе лет?

– Тридцать, – выдал наконец я.

Он замер на месте, уставившись в одну точку.

«Если бы у меня были свободные руки, я бы смог схватить табурет и двинуть им ему по башке».

Наконец он продолжил, и следующий вопрос был не самым лучшим:

– Как звали твоего деда по отцовской линии?

«Черт! Почему он спрашивает? Неужели вот так просто догадался? Где я прокололся?»

– Его звали так же, как и меня. Отец дал мне имя в честь деда, которого расстреляли до моего рождения. – Сам не знаю, зачем я выдал ему эту информацию; врать было страшно, мне почему-то казалось, что он видит меня насквозь.

Охранник молчал. Я видел, как заметно участилось его дыхание. Что-то изменилось. Не уверен, но, кажется, он шевелил губами, словно разговаривая сам с собой.

«Почему он не звонит начальству? Почему не начал пытки? Что вообще происходит?»

– Твоего деда не расстреляли, – вдруг выдал он.

– Что, простите?

– Ты что, действительно глухой или просто дурак?

Это прозвучало очень обидно, и я хотел было возразить. Нет, на самом деле я хотел наброситься и разбить ему лицо, бить его руками и ногами, пока силы не кончатся. Но не сделал ни того, ни другого.

К тому же что-то начало проясняться.

Пережив кровавую бойню в своем воображении, я спросил:

– Что тогда с ним случилось?

Он не отвечал, лишь снова беззвучно шевелил губами, смотря куда-то сквозь стену. Я терпеливо ждал, пока он вернется из астрала.

– Работает в охране этой тюрьмы. – Это прозвучало как приговор.

– Как это в охране? Не может быть, он же преступник, я видел его фамилию в списках заключенных!

«Я не верю, он не может быть одним из этих бездушных зомби, этот тип врет, нагло врет! Но зачем?»

– Списки составляют для всех, кто попадает сюда, и за каждым закрепляется камера, не важно, работаешь ты или отбываешь срок.

– Зачем вы мне все это рассказываете?

– Потому что у меня, похоже, нет выбора.

– Как это – нет выбора? Вы что, знаете моего деда? У него теперь будут проблемы из-за меня? Я не понимаю, что происходит, но вы поймите, он даже не в курсе, что я здесь. Я прошу, умоляю, не трогайте его. – Я тараторил от волнения, мне не хотелось, чтобы из-за меня страдал кто-то еще.

– Заткнись! – рявкнул лысый.

Затем подтолкнул ко мне табурет ногой.

– Сядь, слушай и не перебивай, понял?

Я недовольно кивнул в ответ.

– В день, когда меня должны были расстрелять, ко мне в камеру зашел человек, одетый в серый костюм. Я думал – это еще один мент в гражданке, пришел что-то выспросить напоследок. Они хотели взять моих подельников, никак не могли выйти на их след. Я и так рассказал им все, что знал, но мои ребята были не дураки, и когда меня повязали, они рванули через финскую границу, обрубив все концы.

Я не мог поверить своим ушам, мне ужасно хотелось его перебить, но, заметив это, он смерил меня взглядом и затем продолжил.

– Этот тип, Григорий Эрнестович, как он тогда мне представился, пришел не за этим. Он не спешил с разговорами, сначала оценил меня взглядом, в руках у него была папка с моим делом, которую он то и дело открывал, что-то вычитывал и снова закрывал. Он вел себя так, как будто управляет всем вокруг. Это было видно по его словам, движениям, взгляду, импортным сигаретам и тому, с каким почтением ему отдавали честь сопляки с погонами, проходившие мимо нас. Я сразу понял, что это не просто какой-то там хрен, а самый настоящий партийный чинуша. Он сказал, что я могу избежать расстрела и отдать долг Родине и всему человечеству в целом. В нашей стране нельзя верить тому, что говорят тебе власти, – когда я понял это, тогда и начал подделывать деньги. Я спросил, что от меня требуется. На что он ответил: «Встать на место тех, кто следит за такими, как я». Я, конечно, посмеялся: «Что, вот так просто? Из грязи в князи?»

– Нет, – ответил он, – есть ряд условий.

Понятное дело, что есть ряд условий, но выбора у меня не было, и я решил дослушать до конца. И тогда он начал рассказывать, что меня ждет.

Первое – я никогда не вернусь домой, ни при каких обстоятельствах.

Второе – остаток дней я проведу внутри тюрьмы, но зато не в качестве заключенного, а в качестве надзирателя, что уже совсем неплохо. Остальную кипу правил мне выдали уже по прибытии сюда.

Естественно, я согласился, у меня не было выбора. Как я потом понял, так или иначе, я бы все равно оказался здесь, но мне дали выбрать, в качестве кого я могу здесь находиться – заключенного или сотрудника. Я выбрал второе.

Наконец он сделал паузу, видимо, для того, чтобы я смог задать вопрос.

– Хочешь сказать, что ты?..