Я не стал заканчивать фразу, он прекрасно понимал мой вопрос и просто кивнул в ответ.

Это было невероятно, я не знал, что сказать, все это было как-то слишком нереалистично. Я представлял себе эту встречу совсем по-другому. Мне хотелось придерживаться прошлой своей версии, той, где мой дед – это обычный заключенный, а не этот псих, который, кстати, совсем не похож на старика. Я ожидал увидеть дряхлого, безжизненного мужчину, который будет вызывать жалость, а тут здоровый, накачанный детина с лысой головой, да еще и охранник.

– Почему ты так молодо выглядишь? – не сдержался я.

– Ты разве не в курсе? Здесь время идет совершенно по-другому.

– К такому сложно привыкнуть.

– Придется привыкнуть, если не получится уйти.

– Уйти?

– А разве ты не это собирался сделать?

– Ты не сдашь меня?

До этого момента я был уверен, что этот тип хоть и приходится моим биологическим дедом, но от семейных связей только одно название, и он точно не даст мне возможности сбежать.

– Я никогда не видел своего сына, расскажи мне о нем, – попросил он меня и, подойдя сзади, снял с меня туго затянутые кандалы.

Я потер ноющие от боли руки, затем коснулся лица. Кажется, оно все было в крови. Щека ныла, нос подтекал. Прежде чем начинать свой рассказ, я, на удивление охранника, достал из заднего кармана мазь и втер в лицо. Легкий холодок пробежал по коже и практически моментально начал остужать жгучую боль.

Я присел на табурет и, чувствуя на себе тяжелый взгляд, начал рассказывать про отца. Не знаю, каким он был человеком вне дома. Возможно, я не знал его так, как знали другие, но, с моей точки зрения, я выложил все, что наболело, и в конце даже почувствовал какое-то облегчение, словно исповедовался. Но охранник, он же мой дед, ни разу даже бровью не повел, словно выслушав отчет.

– Значит, мой сын вырос пьяницей и дураком, – сказал он по завершении моего рассказа.

Я лишь пожал плечами, свои выводы я сделал давным-давно.

– А что с тобой? Женат?

Я закивал.

– Любишь свою жену?

– Что за вопрос? Конечно, я люблю свою жену.

– Я вот свою не очень любил. – Он говорил все это так легко и непринужденно, что мне стало немного обидно за свою семью.

– Каждому свое: кому-то семья, кому-то вино, а кому-то воровство и тюрьма. – Я слушал его, опустив взгляд к полу, жалея о том, что сделал.

«Не стоило мне его искать, нужно было бежать, пока была возможность, как же я облажался».

Но он продолжал:

– Такова жизнь и смерть, и хрен его знает, что еще, но это не значит, что я тебе не помогу.

Тут я поднял глаза на него.

«Что, простите? Я не ослышался?»

– Все правильно, ты мой внук, – это прозвучало немного коряво, с ноткой презрения, но он продолжил: – И хоть я понятия не имею, кто ты, но, как говорил мой отец, Тихонову поможет только Тихонов.

Я был весь во внимании.

«Поможет? Неужели все-таки я не до конца сглупил?»

– Что ж, шанс у тебя выйти отсюда, пожалуй, только один – с рабочей бригадой. Наше крыло трудится на возведении новых стен, только так можно выйти наружу. Но вот что дальше, я уже не знаю, да и мне, честно говоря, плевать, я не господь бог, чтобы делать все, что вздумается. Останешься в живых – забудь, что видел меня, и никому ни слова. Я умер для всех шестьдесят лет назад. Раз твой отец считает, что я был хорошим человеком, пускай все так и останется. Все остальное – это уже никого не касается до тех пор, пока он не попадает в мое крыло, ты все понял?

Я моргнул в знак согласия.

Он вышел из камеры и пропал часа на два. За это время я успел отдохнуть, присев на табурет и облокотившись на влажную стену. Лицо пришло в норму, от недавней боли не осталось и следа, чего не скажешь о душе. В ней творился полный бардак. За последние сутки жизнь встряхнула меня, как оголенный провод, и еще неясно, чем все это закончится. Встреча с дедом стала последней каплей. Лучше бы он оставался в могиле, расстрелянным за предательство Родины, чем стал таким.

Я был зол на него, несмотря на то, что он хотел мне помочь.

«Интересно, как так получилось, что мы оба оказались здесь? Неужели просто совпадение?» Эти мысли пришли ко мне в самый последний момент, когда заскрипели петли и дверь начала открываться. Поэтому я не смог погрузиться в глубокие раздумья, оставив это на потом.

Охранник зашел внутрь, в руке у него был кулек тюремной одежды, ломоть хлеба и стакан.

– На. – Он сунул это мне и, скрестив руки на груди, стал ждать.

Я посмотрел на кусок сухого хлеба и стакан с водой, от чего желудок ужасно свело, это отразилось на моем лице.

– Ешь давай, не в ресторане.

Я откусил кусок хлеба и принялся пережевывать сухую безвкусную массу, запивая водой с привкусом хлорки. Дед сверлил меня поторапливающим взглядом, от чего кусок застревал в горле, не желая проталкиваться вниз по пищеводу.

Покончив с «обедом», я скинул с себя всю одежду и облачился в чью-то поношенную грязную робу, больше похожую на лохмотья. Страшно было даже представить, что стало с ее бывшим владельцем.

– Пошли, – скомандовал он.

Свет внутри погас, а дверь снова скрипнула на петлях и закрылась, щелкнув замком, оставив обстановку этой комнаты лишь в памяти. Очередной рубец, коснувшись которого я буду вечно возвращаться в эти четыре стены и вспоминать, как все было.

– Запомни, с этого самого момента начинаются правила, которые ты должен беспрекословно выполнять. Первое: посмотришь кому-нибудь из охранников в глаза – и ты труп. Второе: будешь разговаривать – труп, не подчинишься приказу…

– Ясно, ясно, труп, – ляпнул я, а в ответ дед огрел меня таким взглядом, словно я ему отдавил ногу грязным сапогом.

– Ты реально такой дурак или прикидываешься? Я же тебе сказал, с этого момента будешь разговаривать – умрешь, а ты уже сейчас не способен держать рот на замке. Господи, ты точно уверен, что мы родственники?

Это звучало ужасно обидно, но, закусив посильней губу, я все же сдержался, за что был награжден снисходительным фырканьем.

– Значит, так, пересменка будет через десять часов. Я советую тебе поспать, потому что впереди тебя ждет работа, адская работа, к которой нельзя привыкнуть ни живому, ни мертвому, и не дай бог ты не сможешь поддерживать темп. Там за стенами нет охранников. Ты, наверно, думаешь, какое я чудовище и изверг, но поверь мне, я – божий одуванчик по сравнению с теми, которые следят за порядком снаружи.

Должно быть, речь шла о тех кошмарных типах в плащах, которых я видел в первый день. Перед глазами снова возникло лицо без глаз, от чего меня всего передернуло. Мы подошли к одной из камер, в которой, судя по всему, мне нужно будет ждать своего часа.