Скорее всего, упомянутые домом Афонсу «белые» девушки и женщины были действительно белыми, поскольку вельможи государства Сабажи (успевшего к описываемому времени переселиться в мир иной) отбирали для своих гаремов преимущественно персиянок и турчанок (а порой — славянок, грузинок, абхазок, армянок, татарок, черкешенок и представительниц других кавказских народностей).

Повторное покорение португальцами Гоа — лучшего порта Декана — буквально потрясло всю Индию. Разного рода мелкие индийские государи, после получения этого известия наперебой спешили заверить губернатора в своей «преданности без лести» португальскому монарху и его державе. Другие — например, раджа Онура, а также князья Чаула и Батикалы[75] (известной своей торговлей, прежде всего, рисом, железом и сахаром), поторопились погасить свою задолженность по ежегодной дани. Да что там! Даже Кожиатар, коварный и злокозненный визирь Ормуза, отравивший португальского посла ко двору шаханшаха Персии, прислал дому Афонсу письмо с поздравлением по поводу одержанной победы над Идалканом и упоминанием о готовности выплатить по первому же требованию те злополучные пятнадцать тысяч серафимов. Послания с предложением мира и дружбы пришли из Диу, Камбея и Венгапура, и даже царь Виджаянагара, крупнейшей индусской державы, прислал в Гоа своего чрезвычайного и полномочного посла с достойными «поминками».

Албукерки предложил царю Виджаянагара заключить союз сразу же после своего вступления на пост губернатора Индии, но предложение дома Афонсу до сих пор оставалось без ответа. Если верить сообщению Фрая Луиса, ведшего по поручению Албукерки переговоры с Виджаянагаром, царь великой индусской державы какое-то время планировал заключить союз не с домом Афонсу, а с его заклятым врагом — Идалканом. Коль скоро это было так, то что мешало самому Албукерки попробовать поступить аналогичным образом — переиграть противника на его же поле? Виджаянагар и Декан были могущественными соседями, и в интересах Португалии было поддерживать между ними состояние не дружбы, а вражды. Поэтому Албукерки написал своему молодому противнику Идалкану, которого он теперь был намерен превратить в своего союзника, письмо следующего содержания:

«Глубокоуважаемый и добрый рыцарь!

Великий Афонсу ди Албукерки, генерал-капитан Индии, Ормуза и Гоа от имени весьма высокого и могущественного Дома Мануэла, Короля Португалии и Алгарвиш, Государя Гвинеи и завоеванных земель, мореплавания и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии (так! — В.А.), свидетельствует Вам свое почтение.

Вам ведомо, что Сабажу, Ваш отец, имел обычай захватывать и уводить малабарские корабли из гаваней, принадлежащих Королю, моему Государю. Поэтому я был вынужден захватить Гоа, где я сейчас строю сильно укрепленный форт. Но я желаю быть Вам другом и поддерживать Вас в борьбе с Вашими врагами, пересылая Вам всех лошадей, присылаемых сюда. Я счел бы за благо, если бы купцы Вашей страны привозили бы сюда белую материю и иные товары в эти гавани, и забирали отсюда товары, доставляемые сюда по морю, и я обещаю обеспечить им надежную охрану.

Если Вы желаете жить в дружбе со мной, пришлите ко мне Вашего посланника, я же пришлю к Вам моего, ибо с моей помощью Вы приобретете немало земель и станете великим государем среди мусульман. Поскольку Сабажу, Ваш отец, умер, я желал бы стать Вашим отцом и держать Вас, как моего собственного сына. Пришлите мне незамедлительно ответ и Ваших купцов с их товарами. Предъявив верительные грамоты с Вашей подписью, они смогут беспрепятственно прибыть в Гоа, ничего не опасаясь…»

Хотя это послание считалось тайным, губернатор Индии позаботился о том, чтобы послу Виджаянагара стало известно его содержание. Узнав его, посол известил о нем своего царя. Извещенный своим послом, царь Виджаянагара наконец-то соблаговолил ответить на письмо дома Афонсу, предлагавшего ему мир и дружбу. Жаль только, что царь уже не мог вручить этот ответ для передачи Албукерки португальскому поверенному в делах — Фраю Луису, проведшему в напрасном ожидании не меньше года при утопающем в роскоши, но полном опасностей виджаянагарском дворе. Ибо злосчастный португалец был отравлен неким злокозненным «турком».

Подобно рою пчел или ос, жужжали вокруг Албукерки послы, посланцы и гонцы индийских государей, каждый из которых уверял дома Афонсу в искренности помыслов и дружбы пославшего его державного владыки. Которым умудренный опытом португалец, однако, не верил. «Столь льстивые речи не перестанут сходить с их языков, лишь, пока они нас боятся» — писал он королю Мануэлу Счастливому. А сам, насколько мог, оттягивал момент предоставления этим посланцам и послам аудиенции, задерживая их в Гоа как можно дольше, чтобы максимально впечатлить их зрелищем растущих, под его надзором, не по дням, а по часам, гоаских крепостных сооружений, возводимых по последнему слову европейской фортификационной техники.

Настал март месяц, и Диогу Вашкунселуш счел для себя уместным напомнить губернатору о намеченной на апрель экспедиции в Малакку, в которой должен был принять участие и дом Афонсу. «Это невозможно!» — ответил Албукерки — «Перед этим мне необходимо совершить плавание к Красному морю и, соответственно, оставить на время моего отсутствия в Гоа гарнизон и выделить сильную эскадру для охраны побережья Индии. Поэтому я не могу дать Вам никаких подкреплений».

Однако Вашкунселуш был готов плыть в Малакку даже безо всякой поддержки со стороны Албукерки. Он утверждал, что от него в Гоа нет ни малейшей пользы, что у купцов, сопровождающих его, кончается терпение. А на язвительный вопрос Албукерки, чего он, собственно надеется добиться от правителя Малакки со своими четырьмя каравеллами изъеденными червями, Вашкунселуш гордо отвечал: «Король назначил меня самостоятельным командующим эскадры, и сам губернатор Индии не вправе удерживать меня силой от выполнения королевского приказа!»

«И все же губернатор Индии еще раз повторяет: плыть в Малакку Вам нельзя!»

Разъяренный Вашкунселуш возвратился, так сказать, «несолоно хлебавши», на борт своей каравеллы, где принялся обсуждать с подчиненными ему капитанами сложившуюся ситуацию. Все четыре капитана потребовали от него немедленно сниматься с якоря. Их поддержали кормчие, поторопившиеся заявить, что эскадра может выбраться из гавани Гоа под покровом ночи, используя прилив и, в течение некоторого времени, также береговой ветер, дующий в сторону моря и затихающий лишь с наступлением утра. Не без колебаний, Вашкунселуш все-таки поддался на уговоры своих подчиненных.

Восход солнца застал три каравеллы стоящими по ту сторону песчаной мели. Четвертая осталась в гавани, ибо у ее капитана в последний момент появились сомнения в успехе задуманного. Рано утром он решил во всем признаться Албукерки.

Тот выслал вдогонку дезертирам целый рой гребных судов, вооруженных вертлюжными пушками[76]. Воспользовавшись ослаблением берегового ветра, они быстро догнали беглецов, и наказали Вашкунселуша за отказ спустить паруса градом ядер, которые железной метлой дочиста вымели палубу его флагмана и расщепили пару реев. Гордый дом Диогу возвратился в Гоа пленником.