Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Иди сюда, Роберт! – позвала его женщина.
– Но, мама, я хочу слышать то, что там происходит!
– Там стреляют. Иди сюда, в угол, нужно переждать.
Новый выстрел поверг бедную женщину в полную растерянность.
– Мама, а как ты думаешь, что там делается?
– Не знаю, сынок. Будем ждать.
Входная дверь вылетела под напором могучего тела. В каюту ворвался Полундра, весь перемазанный с ног до головы. Лейла вскочила и, прижав к себе сына, попятилась к стене.
– Не подходи! Не подходи к нам! – закричала она.
Полундра тяжело дышал, глядя на нее.
– Не бойся, ты в безопасности. Идем со мной.
– Я никуда с тобой не пойду, слышишь? – Темные глаза Лейлы загорелись решимостью.
– Нет у меня времени с тобой спорить. – Полундра нетерпеливо оглянулся. – Пошли.
– Нет!
Павлов решительно махнул рукой и, крепко обхватив Гаджиеву, поволок ее к выходу.
– Сынок! Роберт! – кричала женщина. – Отпусти меня, негодяй!
– Куда ж мы без него, успокойся. Пошли, пацан.
Роберта, который инстинктивно почувствовал, что этот человек его не обидит, долго упрашивать не пришлось. Он бросился вслед за Павловым, выносящим визжащую женщину наверх.
– Кто ты? Где мой муж? – восклицала, извиваясь, Гаджиева.
– Нет у тебя больше мужа.
– Ты убил его?
– Он сам себя убил.
Женщина сникла. Силы покинули ее. Теперь она безмолвно дала посадить себя в моторку.
– Садись, малец, – указал Павлов мальчику на место рядом с матерью.
Роберт живо вскочил в лодку.
Полундра еще раз обошел яхту, наглухо задраив все трюмовые люки. Там, внизу, навсегда оставались запечатанными и команда с капитаном, и медузы. Перед этим Полундра вытащил из контейнера и сбросил в трюм все емкости, начиненные смертоносным живым оружием.
– Ну вот и все, – мрачно произнес он, топая по палубе. Плюнув в сторону уже пустого контейнера, Павлов поспешил к лодке. Хлопая себя по карманам, пытался найти пачку сигарет, которую брал с собой.
«Эх, жаль, где-то выронил, – думал он. – Да теперь уже не найдешь. А как хочется закурить!»
В лодке, безучастно глядя под ноги, сидела Гаджиева, держа сына за руку. Отвязав лодку от яхты, Полундра завел мотор. Моторка, тяжело сидя в воде, отошла прочь.
Оказаться в море ночью на надувной лодке, пусть даже и моторной, да еще и втроем – ситуация не из самых приятных. Однако Павлов ощутил, что за ним словно захлопнулись двери. Все случившееся теперь воспринималось, как в тумане. Такова человеческая психика – чтобы не допустить эмоциональной перегрузки, она старается в критической ситуации оградить человека от чрезмерных переживаний.
Волны ближе к ночи расходились не на шутку, лодку швыряло на волнах, обдавая брызгами. Павлов посматривал на своих пассажиров. Гаджиева, словно окаменела и не замечала ничего вокруг. Она судорожно прижимала к себе мальчишку, который, утомившись, теперь спал.
Павлов прикинул, что в территориальные воды Украины они должны будут выйти где-то между Ялтой и Орджоникидзе, но до берега еще было далеко. Лейла подняла полубезумный взгляд, посмотрела на ничего не выражающее лицо Полундры. Сергей безмолвно смотрел куда-то поверх ее головы. Наконец она проронила:
– Зачем мы тебе? Хочешь сдать нас спецслужбам? – На ее лице отражалось только горе.
Павлов махнул рукой – мол, помолчи, не до тебя сейчас!
Но она не успокоилась. Горячая курдская кровь закипела.
– Куда ты везешь нас, разве мало горя случилось здесь в последнее время? Что, этот мальчик или я будут тебе утешением? Скажи, мы преступники?
– Вы ни в чем не виноваты, – поморщился Полундра. – Я же все слышал.
– Нет, я виновата, – с горечью сказала Лейла. – Я знала о многом. А если не знала, то догадывалась. Но что я могла сделать? Например, Баграт убил своего двоюродного брата. Вот уже двенадцать лет, как его брат исчез, и никто никогда не найдет его тела. Он зарыт где-то, как собака, или покоится на дне моря. О Аллах, за что мне все эти мучения!
Полундра не стал спорить. Бесполезно сейчас переубеждать вдову этого вурдалака Гасана. У нее еще будет время подумать.
Он поморщился – болела рука в районе предплечья. Ощупав его, Павлов понял, что одна из пуль его все-таки зацепила, хотя и вскользь.
– Ты ранен? – приподнялась Лейла. – Дай я посмотрю.
– Все нормально, – махнул рукой Полундра. – Пустяки, царапина. Сиди, а то лодка перевернется.
– Нет, я перевяжу рану. – Она сняла с себя темный платок и туго перевязала плечо Полундры.
Старлей благодарно кивнул.
Мальчик с ужасом озирался в бескрайнюю ночь.
– Куда мы плывем? – спрашивал он. – Где папа?
Роберт совсем ничего не понимал. Случилось так много всего, что события просто не укладывались в его голове. Вначале, как сказал папа, умер дядя Баграт. Потом они все зачем-то убегали от пограничников, в которых папа и матросы стали стрелять. Потом стрелять начали пограничники. А папа, сначала закрывший его с мамой в каюте, вывел их на палубу и приказал стоять. И они стояли, хоть Роберту было очень страшно. А теперь нет и папы, и они с незнакомым дядей плывут неизвестно куда посреди ночи.
И здесь женщину словно прорвало. Она затряслась в рыданиях.
– Боже мой! – голосила она. – Все кончено, мой муж погиб!
– Мерзавец был твой муж, – коротко ответил Полундра. – Ты думаешь, он тебя пожалел бы? Ни ты, ни сын ему были не нужны.
Но женщина словно не слышала его слов.
– Как он погиб, скажи, как? – Она вглядывалась в Полундру. – Скажи мне правду!
– Погиб он от тех же чудовищ, которых и вырастил, – нехотя буркнул Павлов. – Получил то, чего и другим желал.
– Что же с нами теперь будет? – причитала Гаджиева. Она мерно раскачивалась, полуприкрыв глаза. – Я не хочу больше жить. Я не могу так больше. Столько лет в страхе и ужасе, в бесконечном вранье. Злоба, жестокость вокруг.
Полундра молчал. Чем можно было утешить эту несчастную женщину? Она с самого детства была безмолвной пешкой. Не видя ни любви, ни жалости, ни сострадания к себе, она не знала, что такое счастье, и находила утешение только в сыне.
– Он же использовал нас, как живой щит, – продолжала она. – Когда пограничники преследовали нас, он вывел нас на палубу. Ему было бы наплевать, если бы нас убили. А они, чужие люди, которые должны были стрелять, пожалели нас. Муж хотел выпустить торпеды в сторону Ялты. Сколько людей погибло бы тогда!