Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Галина осознала, что что-то пошло не так, не по плану неизвестного мне юриста, когда я запихнул ее в камеру в дежурной части. Под ее приглушенные крики и стук мягких кулачков по толстому стеклу камерной двери я поспешил обратно в подвал, где меня ждал младший представитель семейства Кривошеевых.
— Где мама? — подскочивший со стула Сергей был поражен, что в подвал я спустился без его родительницы.
— А где мама?
— Мама в камере, а сейчас и ты туда пойдешь, а вечером на тюрьму поедете…
— За что⁈ Я ничего не делал! — парень попытался оттолкнуть меня и убежать наверх, но нарвался на мой локоть и был вынужден присесть на корточки у стены, пытаясь отдышатся.
— В кабинет заходи…
Сергей скорчился на стуле, бросая на меня ненавидящие взгляды.
— Сколько тебе полных лет?
С шелестом паспорт гражданина Кривошеева Сергея Васильевича упал на столешницу передо мной. Тут мне повезло. Выглядящему подростком Сереже месяц назад исполнилось восемнадцать лет. Значить искать педагога вместо задержанной мамы не придется.
— Вопрос, Сергей, перед тобой очень простой — как вещи — вот из этого списка попали в гараж твоего папы?
— Откуда я знаю. Гараж отцовский, вот с него и спрашивайте.
— Хорошо, так и запишем. Вот здесь, где галочка, распишись. Ага, молодец. То есть ты решил на своего больного отца-сердечника все стрелки перевести? Ну что-же, весьма достойно. Только не получается. Когда вещи похитили, твой отец уже в больнице был, причем в реанимации, а вот ты в отсутствие отца в гараже был несколько раз. Об этом у меня есть показания сторожей и соседей по гаражам… (блефую конечно, некогда мне было по гаражам бегать, но в любом случае, Сережа об этом знать не может).
— Да мне все равно, что вы там…
— Сережа, мне же тоже все равно. На читай. — я подтолкнул в парню раскрытый на статье сто двадцать два уголовно процессуальный кодекс РСФСР: — Смотри, ты идеально подходишь под основание для задержание подозреваемого — в вашем гараже нашли явные следы преступления, причем мама твоя уже, в своей неумной попытке тебя обелить, подписалась под статью. Теперь и ты тоже.
— Почему глупой? Савелий Тихонович сказал, что вы без постановления прокурора не имели права проникать в наш гараж…
— Ой, да кто такое этот Савелий Тихонович? Все прекрасно знают, что Савелий Тихонович пустое место…
Оказалось, что Савелий Тихонович вполне даже уважаемый юрист, при даче, «Волге» и импортной дубленке. Правда работал Савелий Тихонович на железной дороге, занимался сугубо транспортными спорами с грузоотправителями и грузополучателями в полном соответствии с Уставом
Железных дорог СССР 1964 года, но в эти подробности Сергей и его мама не вдавались.
— Ладно, Сережа, это все пустое, все равно, что ваш знакомый не тебе, ни маме твоей, помогать не бросится, и из тюрьмы вас не вытащит. Кстати, даже в СИЗО вы с мамой сидеть будете плохо. Если ты думаешь, что твой папа вам с мамой в тюрьму передачки будет носить, то ты ошибаешься. У него денег не будет, от слова совсем, даже ваш «Москвич» с гаражом у папы твоего отберут.
— Почему отберут? — Сергей поднял голову, до этого он старался на меня не смотреть, всем своим видом выражая протест и неприятие моего существования на белом свете.
— Знаешь, сколько японский телевизор стоит вместе с видиком? Как ваша машина, а ты их в лужу, на дно ямы бросил. А шуба, что в грязной воде намокла, а шапки? Там потерпевшая уже такой ущерб насчитала, что мам не горюй. Так что будешь все восемь лет на зоне с ней расплачиваться, и еще потом лет десять ущерб покрывать…
— Да как так-то⁈ — Сергей попытался вскочить. Но я был быстрее, перегнулся через стол, прижав руками сверху — не хватало еще, чтобы он на эмоциях сбежать попытался: — Я ничего не знаю, мне привезли, попросили сохранить…
— Кто привез?
Молчание было мне ответом, но это дело поправимое.
— Сергей, там квартирный разбой случился, преступление тяжкое, должен понимать. Я даже тебе готов поверить, что ты сам в разбое не участвовал, но вещи из квартиры изъяты у тебя, поэтому ты сейчас — главный злодей. И пока ты вразумительно не объяснишь, откуда у тебя чужие вещи, ты будешь сидеть. Ты это осознаешь?
Сергей оказался не просто крепким орешком, он оказался феноменально тупым крепким орешком. Дальше показаний, что изъятые вещи он принял на хранение у малознакомых людей, которых он знает только в лицо и никаких данных о них, но сообщить следствию не может, очень хочет, но не может — мы не продвинулись.
Так с этой быковатой позицией он и уехал в изолятор временного содержания на трое суток. Мамашу его — Галину Кривошееву пришлось отпустить — понятие соучастие в уголовном кодексе, к сожалению, звучит несколько иначе, чем я ей говорил, но для нее это осталось тайной — ее освобождение было подано как милость с моей стороны к разбитой горем матери посаженного сына. Олега Волошина даже в розыск подавать не пришлось — я его и с прошлого задержания не снимал, поэтому в шесть часов вечера я встречал Наташу возле проходной завода. Немного пуржило, холодный ветер нес колючие снежинки с севера, поэтому работники выбегали из здания Завода, высоко подняв воротники пальто и курток, не глядя по сторонам, и я не стал прятаться, а встал возле самой проходной. Когда на ступенях показалась изящная фигурка в серебристой куртке и, такого же цвета, сапогах- «дутышах», я заморгал дальним светом фар и через несколько секунд довольная Наташа уже скользнула в теплый салон «Нивы», клюнув меня в щеку прохладными губами.
Довольная, что не пришлось километр тащится до остановки автобуса, а потом, целый час трястись до дома в раздолбанном «ЛиАЗе» или тесном «ПАЗике», девушка всю дорогу щебетала о том, как прошел ее первый день на работе,