Тихо в сенях, где ожидают приема, ведь и у стен есть уши. А как хочется вылить в словах всю горечь, накопившуюся в сердце! Какое унижение – они, потомки удельных князей и вольных слуг московских государей, должны теперь земно кланяться царскому любимцу, который по возрасту многим из них в сыновья годится. И кто он? Нижегородский мужик-мордвин, никому неизвестный выскочка, околдовавший государя хитростью и взошедший на небывалую высоту.

Вспоминают бояре, как три года назад в жаркий июльский день все они вместе с царем собрались в Успенском соборе, ожидая новоизбранного патриарха. Три раза возвращалось от него царское посольство с неизменным ответом, что Никон не желает клобука первоиерарха. Наконец государь послал знатнейших бояр с приказанием привести его хотя бы силой. Никон явился. Алексей Михайлович вместе с боярами и высшим духовенством, стоя на коленях перед мощами святого Филиппа, со слезами умоляли Никона принять патриарший сан, а тот упорно продолжал отказываться, называя себя недостойным, неразумным, чтобы пасти стадо овец Христовых. Мольбы не прекращались, и тогда он заявил, что уступит всеобщему желанию, но при одном условии: царь, бояре и освященный собор должны клятвенно обещать повиноваться ему во всем «яко отцу и пастырю». Это было неслыханное новшество и дерзость, но Никон знал себе цену, знал, что царь пойдет на все, лишь бы добиться его согласия. Никто не подозревал, к каким результатам приведет их клятва…

Резкий удар колокола прервал горькие воспоминания ожидающих. Наступил приемный час. Почтительно и робко входят бояре в Крестовую палату, вся передняя стена которой представляет сплошной иконостас с зажженными перед ним свечами и лампадами. На небольшом возвышении в переднем углу кресло, закрытое от пыли сукном. На нем сидит патриарх лишь во время торжественных приемов. Несколько поодаль – дубовый письменный стол, на нем серебряная чернильница, пучок лебяжьих перьев, серебряная патриаршая печать и другие письменные принадлежности. Вдоль стены тянутся лавки, покрытые, как и пол, темно-синим сукном.

При входе посетителей патриарх, стоявший возле стола, обернулся к иконам и произнес обычную молитву «Достойно». Приблизившись к нему, бояре отвесили земной поклон, получили благословение и снова поклонились в землю. Затем Никон сел за стол, а они, стоя с непокрытой головой, стали излагать свои дела. По окончании приема снова следовали земные поклоны. Никон не только не шел провожать бояр, как это велось при прежних патриархах, но даже не вставал с места, чем глубоко задевал боярскую гордость. Но до поры до времени они таили в душе обиду.

Суд над патриархом Никоном.

Художник А. Земцов

А в сенях и на крыльце патриарших палат толпится уже масса всякого люда. Преобладает духовенство, московское и приезжее. Но наряду с темными рясами и монашескими клобуками мелькают яркие богатые кафтаны и собольи шапки придворной знати, скромные однорядки посадских людей, подьячих и мелкого служилого люда. Один пришел просить патриаршего благословения по случаю женитьбы, другой по случаю новоселья, третий явился с именинным пирогом. Ждет благословения и седобородый стольник, отправляющийся в дальний город на воеводство. К полудню посетители расходятся, наступает обеденный час.

Никогда богослужения не совершались с такой торжественностью, великолепием, как при Никоне. При нем в Москве целых два года жил Антиохийский патриарх Макарий с многочисленной свитой, то и дело приезжали за милостыней и другие восточные иерархи, и все они участвовали в богослужениях. Иногда в соборе за литургией присутствовало до семидесяти-восьмидесяти человек духовенства.

Щедро раздавалась милостыня из патриаршей казны. Одному патриарх жаловал на постройку дома, другому – на покупку коровы, сироты-невесты получали полтину, а то и целый рубль на приданое. Ни один выход патриарха из его палат не обходился без раздачи милостыни. Нищий был таким же необходимым человеком в патриаршем быту, как стольник или чашник. Обычно за патриархом носили мешок с мелкими деньгами, и он собственноручно раздавал их. В большие праздники для нищих устраивали обеды в патриарших палатах, и нередко за одним столом с Никоном сидели чтимые москвичами юродивые и пили из одного с ним кубка.

Кончина патриарха Никона на реке Коростели в Ярославле.

Художник Н.Д. Дмитриев-Оренбургский

Могуч Никон, но страшно одинок на своей высоте. Тяжелый труд взял он на себя, стараясь исправить русское богослужение, в котором давно уже замечалось большое разногласие с греческим. Какая буря негодования поднялась, когда он издал повеление креститься не двумя перстами, как было принято на Руси, а тремя! Сурово расправился он с противниками своей воли, отправив в заточение коломенского епископа Павла и протопопов Неронова и Аввакума. Но за ними стоит вся Москва, весь русский народ.

Он вооружился против икон латинского письма. Невзирая на глубокое уважение, которое питал народ к божественным ликам, он приказал отобрать по всем домам «франкские иконы» и выколол им глаза.

Стрельцы носили по городу обезображенные образа, возглашая, что впредь за поклонение им грозит суровое наказание. Вскоре разразилось страшное моровое поветрие и начался голод, что было истолковано как Божье наказание за иконоборчество. Толпы возбужденного народа ходили по улицам Москвы и выкрикивали угрозы патриарху. Личные враги Никона еще более разжигали ненависть, открыто объявив его антихристом. Самые нелепые слухи и легенды, распускаемые ими, жадно подхватывались суеверной и возбужденной толпой. С трудом удалось подавить мятеж.

Исправление богослужебных книг, начатое еще при патриархе Иосифе, приняло теперь другой оборот. Прежние русские справщики были удалены с печатного двора, места их заняли киевские и греческие монахи, к которым москвичи относились подозрительно, считая их православие сильно пошатнувшимся.

Сторонники древнего благочестия были убеждены, что в лице Никона в церкви воцарился антихрист и близок конец мира. Они надеялись, что с удалением ненавистного патриарха от власти будут восстановлены старые обычаи.

Хотя Никон в 1666 году и был лишен святительского сана и сослан, но их ожидания не оправдались. Тогда они окончательно отпали от официальной православной церкви и позже получили имя староверов и старообрядцев.

В 1648 году от имени молодого царя Алексея Михайловича по всему Московскому государству были разосланы грамоты, воспрещающие под страхом наказания батогами всякие увеселения не только на улицах, но и в домах. Не разрешались песни, пляски, хороводы, святочные маскарады и гадания, игра в кости и шахматы. Нельзя было качаться на святой неделе на качелях, слушать музыку, смотреть представления с медведями и собаками. Не позволялось даже играть в бабки. Вместе с этим предписано было отбирать маски, гусли, гудки, ломать и жечь их. Казалось, вся земля Русская должна была обратиться в огромный безмолвный монастырь с монашеским житием и старческим поведением. Внушения духовенства и собственная набожность заставили царя издать и позже подтвердить этот указ.