У полицмейстера от таких событий сдали нервы. Он вызвал к себе Лыкова и не нашел ничего умнее, как сказать ему:

– До вашего приезда у нас тут было тихо!

– Может, и гайменников в Ригу я привез? – ядовито осведомился сыщик.

– Что? – не понял Войтов.

– Поясню. У вас началась война банд: делят Московский форштадт. Допускаю, что смерть Титуса и проводимое мной дознание как-то ускорили процесс. Но лишь ускорили. А предпосылки все были налицо и созданы они вами. Так что не валите с больной головы на здоровую…

– Я буду писать в министерство!

– Напрямую не имеете права, а губернатор не завизирует ваше отношение[57]. И вообще, не мешайте мне. Пока я вас с должности не выгнал. Нет сил помочь, так хотя бы не лезьте. Скоро все кончится, и город станет чище.

Лыков забрал в обсервационной камере пулю и отвез ее в штаб корпуса. Подполковник Баранов вызвал оружейного мастера 115-го пехотного Вяземского полка. Явился сухой дядька в очках, похожий на профессора философии. Он рассмотрел в лупу кусок свинца и сказал:

– Нерусская.

– Да, калибр меньше нашего трехлинейного, – согласился надворный советник.

– Держал я однажды в руках такую. Точь-в-точь!

– Где и при каких обстоятельствах?

Дядька задумался.

– Зимой дело было, – вспомнил он. – В полковом тире поручик Бако-Абаковский пристреливал бельгийский револьвер фабрики Нагана. Последнюю модель, семизарядную.

– Калибр две и девять десятых линии?[58] – оживился сыщик.

– Точно так. Редкий у нас револьвер, мало где его встретишь. А хороший! Очень хороший. Вот у него такие пули.

– Револьвер у поручика случаем не пропал?

– Пропал, – сокрушенно подтвердил оружейник.

Баранов провел расследование и выяснил, что револьвер системы Нагана модель 1895 года был украден у Бако-Абаковского из квартиры его вестачом[59]. Кража произошла два месяца назад, в марте. Сам вестач сбежал, был пойман и сейчас отбывает наказание в Бобруйском дисциплинарном батальоне. Лыков потребовал протокол допроса. Дезертир сообщил на дознании, что продал наган неизвестному латышу. Приметы: восемнадцать-двадцать лет, белобрысый, корпусный, одет в суконную на вате куртку. Сделка совершилась в корчме на берегу реки. Там еще железная дорога близко… Негусто. И покупатель револьвера совсем не похож на чернявого юношу в железнодорожной шинели.

Лыкова встревожило последнее убийство. Лиза Эглит проживала неподалеку от злосчастного переезда. Он решил переселить женщину в Старый город, подальше от криминальных окраин. Поехал на Кандаускую и обнаружил ее комнату пустой. Хозяин квартиры на вопросы, куда девалась его жиличка, не ответил. Вдруг совершенно забыл русский язык! Алексей взволновался еще сильнее. Он взял хозяина за ворот и повел в ближайший участок. Приговаривал при этом:

– Вспоминай, сукин сын, или сядешь в тюрьму за… Ну, придумаю, за что.

Латыш упорно молчал. В канцелярии сыщику опять встретился помощник пристава с забавной фамилией Кошко.

– Аркадий Францевич! – обрадовался Алексей. – Помогите, пожалуйста, разобраться.

– Охотно. Обещайте только никого в нашем участке не бить.

Помощник пристава допросил квартирного хозяина по-немецки и озабоченно перевел его слова Лыкову:

– Он утверждает, что вашу знакомую увезли. Вчера вечером. Насильно.

– Кто и куда?

– Он не знает.

– А если я ему кулак покажу?

– Алексей Николаевич, у нас в Риге так не делается!

Сыщик думал недолго. Он отвел Кошко в угол и попросил не упоминать этого случая ни в рапорте, ни в журнале происшествий. По крайней мере в течение ближайших суток. Отставной подпоручик смутился. Ему не нравилось, что в его участке похитили человека, а он должен молчать об этом. Поняв опасения Кошко, Алексей сказал:

– Тут не обошлось без Кристлиба.

– С чего вы взяли?

– А больше некому. Рейтар с Ярышкиным мертвы, русским бандитам сейчас не до купеческих вдов. Это Дохлый Август. И что вы сделаете? Отыщете, где прячут Лизу, и пойдете на штурм? Останется ли она живой после вашей атаки?

– Но ведь совершено преступление! Украли женщину. Как же мне смолчать? Потом ее найдут мертвой, и с меня спросят. Не с вас, господин надворный советник, вы-то уедете в свой Петербург, а с меня.

– За сутки ее не убьют.

– Да откуда вы можете это знать? – воскликнул Кошко.

– Рассудите с точки зрения здравого смысла. Видимо, ее похищение как-то связано с трактиром, который купил в Митавской части Язеп Титус.

– Это его нашли зарезанным в Кобронских флешах?

– Да. Титус был сожителем Лизы Эглит. А заведение приобрел на деньги, украденные у атаманов Московского форштадта. Взял на чужое имя, поскольку не мог рассчитывать на промысловое свидетельство – со своим-то прошлым.

Помощник пристава понял сыщика с полуслова.

– Хорошо, пусть так, – сказал он. – Но зачем Эглит Дохлому Августу?

– Только затем, чтобы узнать имя фиктивного владельца заведения, – убежденно ответил Лыков.

– А если она его не знает?

– Тогда Лизу отпустят. Августу не нужна лишняя кровь.

– А если знает?

– И в этом случае тоже отпустят. А вот если вы сейчас подадите рапорт и дело о похищении примет официальный оборот…

– Но что изменится за сутки? – упорствовал Кошко.

– Август отыщет трактирного владельца. Пока лучше ему в этом не мешать – целее будет госпожа Эглит.

Кошко протянул сыщику руку и вздохнул:

– Ох, вводите меня в служебный проступок. Но ваши предположения убедительны. Хорошо, я молчу ровно сутки. Дальше составляю рапорт, и меня увольняют…

– Никто вас не уволит, Аркадий Францевич. Поверьте старому сыщику. И вообще, переходили бы из общей полиции в сыскную! У вас логический ум, вас можно убедить разумными доводами. И вы быстро все схватываете.

– Я подумаю, – усмехнулся отставной подпоручик.

Выйдя из участка, Лыков сразу отправился на квартиру к Никифорову. В душе он вовсе не был уверен, что Лизе Эглит ничего не угрожает и что назавтра ее отпустят.

Сыщику повезло: Александр Лукич оказался дома.

– Вы почему не на заводе?

– Место освободится только через неделю. Но что случилось, Алексей Николаевич? На вас лица нет!