Глава восемнадцатая

Командир танкового корпуса генерал-майор Григорий Семенович Васильев имел славу военачальника, способного к нестандартным, рискованным решениям, которые вышестоящее командование порой расценивало как авантюрные. Но за этими решениями стояла очень тщательная быстрая и молниеносная работа штаба. И особенно ценной в эти критические дни была работа разведотдела.

Именно Васильева после совещания командиров корпусов, дивизий и бригад попросил остаться командующий армией генерал-лейтенант Прохоров. И, когда закрылась дверь за последним участником совещания, Федор Филиппович сразу перешел к сути вопроса.

– Григорий Семенович, немцы развернули широкомасштабную пропагандистскую кампанию о своем новом чудо-оружии. Речь идет о танке новой модификации с улучшенными тактико-техническими характеристиками: броневой защитой и вооружением, мощной пушкой калибра 88-мм, это «Королевский тигр».

Васильев сдержанно кивнул, безусловно, он знал об этом танке, но пока только понаслышке. Танкисты корпуса еще ни разу не сталкивались в бою с этими новыми машинами.

Потом командующий перешел к делу. Он сказал, что в Ставке принято решение захватить и доставить один «Королевский тигр» в любом состоянии, лучше, конечно, не сильно поврежденный. Название операции соответствующее – «Охотник».

Прохоров положил на стол снимки. Снятые с самолёта коробочки по форме и размеру практически не отличались от «тигров». Но генерал Васильев все же заметил это отличие.

– Эти восемь «Королевских тигров», – продолжил командующий, – обнаружены в районе села Иваново. – Он показал на карте, висевшей на стене. – В настоящее время дислокация этого подразделения, разумеется, неизвестна. На розыск «Королевских тигров» направлены несколько разведывательно-диверсионных групп. Ваша задача по получении информации о районе дислокации этих «тигров» захватить одну машину… Понимаю, задача очень сложная, рискованная. Тут нужны отчаянные ребята, которым сам черт не страшен. Ну что тебе объяснять, сам знаешь. Это у тебя ж там в бригаде лихачи танк немецкий угнали?

– Так точно, товарищ командующий, в бригаде полковника Чугуна.

– Вот, и давай этих удальцов. И поддержку авиации обещаю.

– Задачу понял, товарищ командующий.

А разжалованный в рядовые по приговору трибунала Иван Родинв это время ехал под конвоем в кузове полуторки в отдельную армейскую штрафную роту. Вместе с ним в «шуру» ехал и Саня Деревянко. Разжаловать его было не с чего, как рядового. А к пунктам обвинения ему кроме самовольного оставления подразделения добавили и попытку совершения дезертирства и перехода на сторону врага в ходе марша.

Встретились они после оглашения приговора возле машины, каждый с персональным конвойным, глянули друг на друга, без слов поняв, что ждёт их одна судьбина-дубина, крепким ударом долбанувшая по их головам. Разговоры не дозволялись, молча заняли места, каждый в своём углу. Следом за ними в кузов залезли ещё двое осуждённых – мужчина лет пятидесяти и второй, помоложе, средних лет.

И затрясло Родина и Деревянко по дорогам и проселкам, выбоинам и канавам, воронкам и ухабам в сторону передовой. Два мешка с пушечным мясом. В сидячем положении особо много не разглядишь из-за борта. Иван и Саня видели одну картину: сожжённые села, где на месте изб остались лишь почерневшие, некогда старательно белённые печи. От деревьев не осталось и следа, их поглотила прокатившаяся здесь не один раз война; лишь уцелевшая берёзовая роща на холме принарядилась прощальным золотом.

Навстречу им все чаще попадались грузовые машины с ранеными. Они провожали равнодушными взглядами полуторку с бойцами, которая тут же исчезнет из их памяти, потому что судьба дала им шанс уцелеть, а тем, кто двигался к передовой, ждало все то, что они уже пережили…

Прежде чем стать командиром штрафной роты, капитан Зверев три месяца воевал в Сталинграде командиром стрелковой роты. В той страшной мясорубке, когда с обеих сторон за два-три дня исчезали целые дивизии, он выжил, может быть, потому, что дважды был ранен, второй раз – тяжело, и эти передышки в санчасти дали ему больше шансов уцелеть. Сколько раз полностью выкашивало личного состава в роте, подсчитать было совершенно невозможно, если даже жизнь взводного командира в бою была сутки-двое. И как память о Сталинграде остались орден Красного Знамени и прихрамывание, как следствие тяжелого ранения левой ноги. В госпитале, куда его привезли, он в бреду продолжал командовать. Потом, когда очухался, ему рассказали об этих «атаках» медсестрички. А десятки полегших в беспрерывных атаках бойцов его роты до сих пор стоят перед его глазами. Он смутно помнил их лица и фамилии, слишком много ребят прошло, слишком много…

Это назначение вызвало острую досаду. Он, конечно, понимал, что шансов вернуться в свой полк и даже дивизию после лечения в госпитале маловероятны. Но рассчитывал на очередную должностную ступень – начальника штаба батальона. И вот теперь с этой его затаенной болью сталинградских боев, жутких потерь он получил назначение на отдельную армейскую штрафную роту, как хрен с хвостом и без приправы. Но на войне не рассуждают, «под козырек» – и бери хозяйство из спецконтингента. Да, здесь у командиров неплохие льготы, выслуга шла: один месяц службы – за шесть (в обычных строевых частях месяц – за три), денежное довольствие значительно выше, усиленный продовольственный аттестат. Но известно, что ждали штрафников самые губительные участки на передовой, кровавые и безысходные атаки, где даже матушку-пехоту берегли. От бессмысленных и бездарных атак, лишь бы умыть искупительной кровью, вот от чего кричала душа Николая Зверева. Ведь это ж люди, а не патроны пулемета: вскрыл ящик, зарядил в ленту и пошел поливать… И надо совсем очерстветь и стать таким ящиком, чтобы высыпать боезапас прямиком в топку…

Прежде всего, Зверев, конечно, выискивал в списках разжалованных офицеров. Именно им предстояло в первых рядах вести бойцов в атаку.

В роте по штату восемь офицеров, четыре сержанта и двенадцать лошадей, приписаны они к армейскому запасном полку. И, ожидая пополнения, основной состав (кроме лошадей, конечно) втихаря пропивает добытые на поле брани трофеи… Вчера из тыла прибыл очередной эшелон, большей частью, уголовники, человек четыреста. И рота по числу становится батальоном, продолжая называться ротой.

– Становись рядом, – сказал Родин Сане Деревянко, когда дали команду на построение.

Триста восемьдесят пять человек, серая, унылая, озлобленная масса выравнялась в подобие строя. Тут и бандиты, и уголовники-рецидивисты, и сбежавшие от призыва, и дезертиры, и просто воры.

Капитан Зверев каждый раз перед восполненным после потерь личным составом говорил одни и те же выверенные, ясные и вразумительные слова.

– Вы совершили преступления в самый трудный для Родины час. И Родина дает вам возможность искупить свою вину кровью, с оружием в руках, на поле боя. Задача – выбить противника на высоте 323,8.

Затем он спросил: