страйдеров, и сражались против него одни из первых «клинков». Тогда не было ни симуляторов, ни специальных программ тренировки, даже обычные спарринги с себе подобными, которые хорошо развивали скорость реакции и координацию, не проводились – люди просто шли и бились, как могли. Очень, очень многие гибли.

Сандра осталась в Кинице ждать поезда, который ходил раз в четыре дня, и пока ждала, решила немного подзаработать. С деньгами было туго. Пока наличка у неё ещё была, но нужно было подумать о том, как зарабатывать на жизнь дальше. Сандра ничего особо не умела. Поэтому и устроилась на три ночи поработать в огромном – Сандра даже не думала, что такие бывают, – баре кем-то вроде вышибалы. Нужно было следить, чтобы никто грубо не нарушал правила и не докучал другим посетителям. Владелец не хотел брать девушку, к тому же такую молодую, но деваться ему всё равно было некуда: второй этаж уже неделю был практически без присмотра. В первый день присутствие такой симпатичной вышибалы наоборот вызвало у многих желание пошалить, которого в предыдущие дни не было, но если что Сандра и умела, так это бить. Она старалась делать это не очень сильно, даже ласково; хозяин сказал, что не нужно отбивать у посетителей желание прийти сюда во второй раз. Тем не менее, то, что она легко справилась с мужчиной чуть не в три раза её тяжелее, произвело впечатление, и конец ночи прошёл спокойно.

Хозяин был рад оставить Сандру работать и дальше, но за три дня в роли вышибалы она нашла другое место. Платили там поменьше, но зато работа была не такая беспокойная и шумная. Сандру позвали охранять жильцов одного из многоэтажных домов. Всяческого отребья, от мелких воришек до настоящих бандитов, в Кинице было полно, а полицейских – мало, так что на входах в здание часто сидели охранники. Сандре за её работу кроме зарплаты пообещали ещё и маленькую комнату, пусть и в полуподвальном этаже.

Сандра сначала думала отказаться, потому что планировала вскоре уехать из Киница, но потом подумала и осталась: она всё равно не знала, куда едет и что будет делать дальше.

Днём, когда большинство жильцов работали, Сандра время от времени совершала обход здания, а ещё пробовала тренироваться в узком внутреннем дворике. Привычной нагрузки, конечно, не хватало, и пока она не представляла, как обеспечить её без тренажёров. Вечером, когда на улицах становилось людно, ей надо было следить за тем, чтобы нежеланные гости не прощемили внутрь. В девять вечера Сандра закрывала двери на ночь. Обычно ей три-четыре раза приходилось вставать, чтобы открыть дверь тем, кто приходил позднее, но в целом ночью было спокойно. Сандра пыталась спать и выла в подушку от тоски по Гарету Найту. Она терзала Сандру даже больше, чем ненависть к самой себе.

Она предала его, бросила, не предупредив, и просто трусливо сбежала. У неё были причины, были отличные оправдания, но они не могли уменьшить боль, как не могли уменьшить и разочарования, которое сейчас испытывал Найт. Наверняка он её презирает – если вообще вспоминает. Он будет прав, тысячу раз прав, если решит выкинуть её из головы и забыть навек. Она недостойна того, чтобы её помнить. Она недостойна его.

Найт сказал, что боится оставить её или не хочет оставлять… Сандра крутила эта слова в голове несколько дней, а сейчас они почему-то ускользали от неё, и она не могла с точностью сказать, какой вариант была настоящим, а какой она придумала сама.

Он боялся оставить её, а она боялась этого так, что оставила его первым.

Но она была за это наказана, потому что сходила с ума без него. Она вспоминала его низкий глуховатый голос и как он говорил что-то близко и тепло, на ухо, и каждое слово отзывалось внутри; вспоминала чёрные угрожающие узоры на его руках и как эти руки окружали её, и то, как Найт возился со своими непонятными устройствами, и какими гладкими на ощупь были его волосы, и каким щекотным – короткий ежик после возвращения из госпиталя…

Её дрожь охватывала при одной лишь мысли о его теле, теле убийцы и хищника, длинном, пластичном, поджаром, жёстком, как отполированное дерево, и невероятно сильном. И если она в этот миг была одна, то она заводила руку между ног, туда, где всё наливалось сладкой тяжестью… Сандра сожалела о содеянном, но ничего не стала бы менять. Она только надеялась, что у Найта не будет неприятностей из-за её побега.

– Прости, – шептала Сандра. – Прости меня за то, что я так поступила с тобой. Если бы мне дали быть с тобой… Просто быть с тобой! Я смирилась с тем, что буду «гардой», но только твоей «гардой»! А большего… большего я не могу. Слишком большая цена за то, чтобы любить тебя.

Сандра оставила Найту короткую записку, и надеялась, что он если не простит, то хотя бы поймёт, почему она это сделала. На самом деле ей хотелось написать ему огромное письмо, целый рассказ, книгу вроде тех, что она читала по вечерам… И даже этого не хватило бы, чтобы рассказать, как ей жаль, как ей стыдно и как ей плохо сейчас.

Утром она заставляла себя подняться с раскатанного на полу матраса, умыться, одеться и жить дальше, словно ничего не произошло.

Она думала, что это пройдёт. Должно было пройти если не за неделю, то хотя бы за три или за месяц. Но мысли о Найте её не отпускали. Она ошиблась насчёт того, что сможет быстро его забыть. Как ошиблась вообще со всем. Сандра не считала себя способной на такие чувства. Любовь, привязанность, нежность были для героинь из книг, натур чувствительных, тонких и сложных. Она была не такой. Она была их полной противоположностью – простой и бесчувственной. Её мало что трогало и мало что могло огорчить – мнение других людей точно не могло, и вот теперь она не может перестать думать о том, презирает он её теперь, или ненавидит, или просто предпочёл забыть… Или, может быть, где-то глубоко в душе тоже скучает?

По утрам, после того, как большая часть жильцов уходила на работу, Сандра иногда помогала управляющей дома с другими делами. Например, составить список жильцов, у кого истекала квота на электричество или накачать воду в резервуары на крыше, потому что часто давление воды в трубах было таким слабым, что на верхние этажи она не поднималась…

В то утро она