В обед приходит вновь Фролов с нотариусом, приезжает Паша. И мы едем на другой этаж больницы в неврологическое отделение.

Отец лежит в отдельной палате.

Ему оплатили палату люкс. Специальная кровать для лежачих больных. Телевизор на кронштейне под потолком, специально оборудованная ванная комната. Личная сиделка.

За не дни, что я не видела его, он постарел лет на двадцать. Сейчас на койке лежит седой, морщинистый старик. Он исхудал. Одна сторона его тела осталась без движения, поэтому лицо кажется перекошенным, с парализованной стороны из глаза все время бежит слеза, а изо рта слюна. Нянечка заботливо утирает ему слюнку.

Но взгляд на здоровой стороне по-прежнему цепкий и злой. Он смотрит на меня и усмехается одной стороной лица, от этого мне становится немного не по себе.

— Жива еще? — шепеляво спрашивает меня.

— И тебя здравствуй, ПАПА, — отвечаю ему.

Он кидает взгляд на Фролова и отворачивается. Пришло время раскрыть карты. Уговаривать его долго не пришлось. Деньги, что были на его счетах, арестовали, на него заведено несколько уголовных дел за махинации, плюс мое похищение. Фролов обещает ему оплатить его сытую жизнь до смерти, если он расскажет правду. И отец начинает говорить.

— Влад вернулся с Америки богатым человеком, начал организовывать здесь в России рынок ценных бумаг и биржу, вращался в высших эшелонах власти. А я по-прежнему был шестеркой. Работал на ворах в законе. И я предложил ему открыть бизнес. Он выделил мне денег и свалил в Америку снова. Тогда я и открыл первый игорный дом. И у меня поперло. А тут Владлен пожаловал из Америки, как узнал, что я игорным бизнесом занялся, орал так, что стекла дребезжали. Он считал это провальным делом. Мы с ним не сошлись в этом вопросе. Вот только мне нужны были еще деньги, чтобы открыть еще один клуб. А он не дал.

— Ближе к делу, отец, — рявкнула на него я.

— Не спеши, у меня теперь время много, — засмеялся Дмитрий, смех его был скрипучий, старческий. — Мы с Владленом сильно поругались. А его жена в это время рожала. Владлен сорвался и поехал к ней. Не знаю, что он в этой балерине нашёл, дохлая, титек нет, жопы нет, одни ноги. Ну, чего-то у нее с родами не так пошло. Одним словом, дохлая она. Анжелку то она нормальную родила, а вот вторую девчонку зажало у нее, ни туда, ни сюда, в общем родила она девчонку, врачи сразу сказали, что ходить она не будет. Владлен взял и сказал Ольге, что ребенок умер. А сам ко мне приехал и попросил найти той няню, сам все это провернул. Девчонку то зарегистрировал, все как положено, но на воспитание отдал тетке одной, которую я ему подыскал. А Ольге все лапшу на уши вешал, что мол не выжила девочка. Под это дело дал мне денег на развитие бизнеса, значит, рот заткнул. И тут мне снова понадобились деньги, я его начал шантажировать. Он ко мне приехал злой, как собака. Зачем-то с собой Ольгу с ребенком притащил. Разругались мы с ним вдрызг. Он схватил Ольгу, ребенка, прыгнул в машину и поехал в сторону Москвы. Вот тут мы и поняли, что он взял не своего ребенка. С детьми гуляла нанятая няня, он забрал ребенка няньки. А чо там? Схватил кулек в одеяле и все. Когда мы опомнились, то поехали за ним. Уже издали поняли, что он не справился с управлением и вылетел с дороги прямо в березу. Насмерть оба.

— Врешь! Ты подрезал ему тормозные шланги, — рявкнул Фролов.

— А теперь ты уже ничем не докажешь, — усмехнулся мой отчим. — Хотели мы по-быстрому ребенка заменить, да на месте ДТП уже менты топтались. Девчонка та пострадала, но была жива.

— Почему вы о подмене не сказали?

— Тогда в голову моча ударила, решил придержать наследницу, думал, потом предъявлю. А девчонка выжила. Куда было деваться? Няньке рот деньгами заткнули. Я женился по-быстрому, ребенка представил, как ребенка моей любовницы. Узнал о правах наследования. Вот тут меня ждал первый нежданчик. Владлен все дочери отписал. Я оказался в пролёте. Не удел меня оставил Владлен. Хотел посудиться, так ты тут из Америки прискакал, давай копать. Поэтому Анжелку до поры до времени спрятал.

— Почему же тогда не сказал, когда подставная девчонка умерла? — Фролов спрашивает сердито, в глазах молнии мелькают, как у Зевса-громовержца.

— Тут Анжелка выросла и давай выкрутасы устраивать, охламона какого-то нашла, говорит, люблю.

— Это Павел был, можешь нас поздравить, мы с ним поженились, — язвлю я.

— Так и знал, что выйдешь замуж за какого-нибудь охламона, он все деньги из тебя вытрясет, — кривляется отец.

— Вообще-то я Могилев Павел, мой дед Могилев Константин Дмитриевич, — берет слово Паша.

— А, Могилев, земля маленькая, — усмехается мой отчим. — Как бизнес?

— Хорошо, пока вы снова его не подожгли, — теперь же Пашка зло смотрит на отчима.

Тот хохочет, трясясь в беззвучном смехе.

— Это не я, небось, Роберт удружил, — отец вытирает здоровой рукой слезу, сиделку мы попросили побыть за дверями, пока идет разговор. — Не хотел я Анжелке говорить о наследстве, потому как знал, что еще та сволочь, заберёт деньги и усвистает. Поэтому и оформил все на ее сестру. Если бы не Роберт…

— С этого места подробнее, — давлю на него я. — С чего это ты меня за Роберта решил замуж выдать. Какой компромат у него был на тебя?

— А тебе какое дело, был и все, — отчим отворачивается к стене. — Теперь уже все равно. Даже осудят меня, так все равно никуда не увезут. Я и так прикован к кровати, говорят, будет только хуже, уже не встану.

— Дай мне адрес сестры, — требую я.

— Зачем она тебе, — зло скалит зубы отчим. — Она инвалид, обуза.

Так и чесались у меня руки, дать ему по зубам, но лежачих уже не бьют.

И все ж он пишет нам адрес.

Это маленький областной городок. Где время замерло еще в восьмидесятых.

Едем туда вместе с кортежем Фролова.

Наверное, в городе все кумушки сбежались на центральную улицу, когда мы остановились возле небольшого двухэтажного дома. Дом времен Сталина, с эркерами и маленькими бесполезными балкончиками. У него облупился фасад, а дверь в единственный подъезд болтается на одной петле. Внутри хмуро и сыро, пахнет кошачьей мочой. Милые старушки сталкиваются с нами на выходе, здороваются и с любопытством смотрят вслед.

Вот и дверь. Как и все здесь старое и облупленное, звонок,