последнюю атаку. Вместе с бойцами шла в атаку и жена старшины Горелова Анна. Немцы взяли в плен раненного политрука Локтева и расстреляли его. Обозленные своими огромными потерями мастера штурмовать перебили мирных жителей от злости.

А у местечка Семятичи располагались позиции ДОТов 17-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона, командир — бывший пограничник капитан А. В. Постовалов. 17-ый ОПАБ защищал железнодорожный мост через Буг и шоссе на Семятичи. 12 дней! Двенадцать дней ушло у немцев, чтобы уничтожить последний ДОТ «Орел» этого ОПАБ. Уже шли бои под Могилевом, но немецкие дивизии всё штурмовали «линию Молотова» у Бреста. «Орел» они взяли, когда у его защитников закончились боеприпасы, только тогда хваленные немецкие штурмовые группы смогли подобраться к ДОТ, залить его газами и из огнеметов. Наши погибающие бойцы пели «Интернационал». «Дорогостоящие социальные эксперименты». Дорогую цену немцам пришлось заплатить, согласен.

Вообше, это скотство — спросите любого, получившего самое лучшее в мире образование насчет ДОТа «Орел» и вам любой опрашиваемый в ответ состроит круглые удивленные глаза. От всего, что было на границе Белоруссии в июне 1941 года осталась только Брестская крепость. Всё остальное никак не попадало в колею хрущевско-брежневской пропаганды. А ведь о защитниках «линии Молотова», которые сражались до последнего патрона, и, погибая, пели «Интернационал», еще в СССР можно было написать целые библиотеки романов и снять целые сериалы.

Но чтобы представить, сколько фрицев легло перед ДОТом, который штурмовали 12 дней — это нужно быть хоть немного военным. Мне даже страшно представить эту цифру. Там полк, как минимум, лег.

Про 12 волн… К югу от Бреста располагался 18-ый ОПАБ. Его ДОТы отразили 11 атак, к ним немцы сумели подойти только после того, как кончились боеприпасы у защитников. Только вторая рота этого ОПАБа уложила больше 400 немцев. Одной волны гансам не хватило, чтобы сравняться с русскими. Недотянули. Слабаки.

А главный герой «Живых и мертвых», наконец-то, после задержки в госпитале, излечившись после ранения, полученного от командующего ВВС Западного фронта, оказался под Могилевом. И здесь он уже увидел то, что можно написать для газеты — подбитые немецкие танки. Здесь у Симонова все верно, потому что он сам лично написал статью в «Красную звезду» о том, как один полк подбил за день 39 немецких танков.

Только вот в чем дело, командир этого полка, тоже комбриг, как и герой романа Симонова, никогда репрессированным не был, и, следственно, никогда не имел сына, который от отца отрекся. Тот, кто выведен в романе, как Серпилин — Семен Федорович Кутепов, будь он жив, газетчику и писаке-поэтишке Костику Симонову всю морду разбил бы, прочитав его пасквиль, который считается у нас одним из самых главных романов о Великой Отечественной войне…

* * *

…Упустил один момент, хорошо Юрий Ларин в переписке напомнил — почему же немцам приходилось бросать на ДОТы 11 волн «штурмовых групп»?

А за это пусть мутеры тех гансов, которые лежать остались перед нашими укреплениями, благодарят гениальных создателей вермахта, самой передовой армии мира. Очень жаль, что невозможно Алексея Исаева нарядить в настоящую немецкую форму, дать ему настоящий немецкий огнемет и послать поджигать настоящий советский ДОТ, из которого ведут огонь настоящие советские солдаты из настоящих советских пулеметов. Этот наш военный историк либо от своего дебилизма военного излечился бы, либо… неизлечимому идиоту жить долго не полагается, он должен умереть от своего идиотизма. Пусть бы он под огнем «Максимов» пошарил там по полю в поисках складок местности. Покойный генерал Карбышев, который участвовал в проектировании этих укреплений, тебе, Лёша, дули крутит: какие непростреливаемые складки местности, я что, враг народа, тратить дорогой бетон на то, к чему по складкам местности проползти можно со взрывчаткой и огнеметом?

Нечем было немцам воевать против наших «линий Сталина и Молотова», кроме как укладывая перед ними свою пехоту штабелями, пока у русских не закончатся снаряды и патроны. Танков, подобных КВ, предназначенных для прорыва таких укреплений, у них не было. ОПАБ — отдельный пулеметно-артиллерийский батальон, который занимал эти ДОТы был не только, как даже из его названия следует, пулеметами вооружен, у него в пушечных ДОТах и орудия стояли, эти укрепления проектировались так, что пространство простреливалось пулеметно-пушечным огнем. При попытке атаковать их танками или самоходками, которые были у вермахта, поле перед ДОТами покрылось бы горящей бронетехникой. Тем более, что в пехотных дивизиях немцев, которые их штурмовали, не было танков, одни слабенькие САУ.

Не было у немцев и дивизионной пушечной артиллерии. По факту ее не было. Даже чего-нибудь подобного «сорокапяткам» не было, из которых с дистанции недосягаемости для пулеметного огня можно было лупить по амбразурам прямой наводкой. О дивизионных пушках Грабина даже говорить не приходится.

Как вышли фрицы с короткоствольными полковыми гаубицами из ПМВ, так они и подошли с ними к 1941 году, о чем мы писали, когда рассматривали вопросы артиллерии. Даже их 105-мм гаубицу тащить на дистанцию выстрела прямой наводкой — лучше самим расчет расстрелять, не дожидаясь, пока русские перебьют обслугу этого громоздкого для таких целей орудия. Полковая артиллерия вермахта — тем более, короткоствольные гаубицы времен ПМВ, только с резиновыми колесами, на прямой наводке были легкими целями.

Поэтому и воевали, брали укрепления так, как в ПМВ, у них же не было «дорогостоящих социальных экспериментов»: артобстрел из гаубиц с закрытых позиций, после него — атака пехоты. Маломощные гаубицы большого урона бетонным укреплениям нанести не могли, а русские не такие дураки, чтобы начинать стрелять по пехоте, пока она на дистанцию эффективного огня не подойдет. Атака захлебнулась. Снова артналет, снова атака. И так — 11 раз, пока у русских не заканчивались патроны. Вот тогда в дело вступали «штурмовые группы» со взрывчаткой, огнеметами и газами. Всё, как в Первую мировую войну.

Как привыкли на Марне класть свою пехоту штабелями до полного своего и противника истощения, так и продолжали. Не заметить этого — нужно точно быть Исаевым…

* * *

Вообще, хорошо было бы, конечно, не только историкам, но и писателям романов про войну, хоть немного армией интересоваться, чтобы не сочинять глупости. В советской литературе есть брат-близнец Алексея Исаева — писатель Константин Симонов. У него такое же представление об армии, как у нашего современника-историка, хотя их и отделяют друг от друга целые поколения. Не надо только делать удивленные глаза и обвинять меня в поклепе на самого известного, пожалуй, советского военного корреспондента времен ВОВ.

Проблема Симонова-корреспондента была в том, что им он стал уже будучи известным