Глава 37

В половине одиннадцатого толпы на улицах все еще не поредели, хотя дождь, который теперь слегка моросил, к счастью, не прекратился. Все в том же глyxo застегнутом плаще я устало брел по улице. Меня уже мутило от одного ее вида, потому что я прошел по ней туда и обратно раз шесть подряд. Громкоговорители, отгремев сборную солянку из всяких маршей, передавали теперь мелодии из «Проданной невесты». Я был в полном изнеможении. Будущее представлялось мне жестоким и безнадежным. На участке между портретом Ленина и музеем народищу было тысяч двадцать. Скоро все они разойдутся по домам — скажем, через час, ну максимум, через два. Полиции нужно просто набраться терпения. Шатаясь взад-вперед по улице, я без конца думал, как мне избавиться от сюртука. Общественных туалетов на Вацлавске Намести нет, а даже если бы и были, я бы не рискнул зайти ни туда, ни в любое другое место, где меня могли поджидать. Снять его на улице было невозможно. Даже если бы я и решился на такой акробатический этюд, все равно была проблема с документами. Выхода не было — я попал в капкан.

Меня преследовали жуткие кадры из старого фильма — как человек идет по улице и вдруг из всех подъездов к нему бросаются преследователи, и он бежит и прячется от них в канализационных туннелях. Я понятия не имел, где можно отыскать такие туннели на этой шумной, как ярмарочная площадь, улице. И знал, что так просто мне из этого не выпутаться. Конечно, я буду выматываться все больше и больше, часики будут отстукивать и отстукивать, а вся толпа разбредется по домам. И вот тогда-то полиция начнет сгонять в кучу всех, кто остался. Распахните плащ! Ваши документы! Бежать мне некуда. И бороться бесполезно. Все, что мне останется, — это короткая поездка в крытой машине. А потом они снова начнут меня избивать.

«О господи!» — подумал я и, повернув, начал седьмой круг. Если бы хоть на минутку присесть, чтобы освободиться от тяжести собственного тела, пропустить рюмочку, спокойно все обмозговать! Но на это нельзя было рассчитывать. Нужно было двигаться, слиться с толпой. Я устало тащился, шаркая промокшими ботинками, в желудке было пусто, во рту — сушь.

Я насчитал шесть ларьков с сосисками, расположенных в разных концах улицы. Пламя их керосиновых горелок слабо перекликалось с огнями иллюминации. В желудке у меня бурлило при мысли о горячих, жирных сосисках и грубом черном хлебе. Хотя от них еще больше захочется пить. И вдруг я почувствовал, что должен присесть. Что без отдыха мне больше не продержаться и пяти минут. Возле ближайшего ларька стоял деревянный ящик, на котором сидела какая-то женщина и ела. Я стал крутиться поблизости, пока она не ушла, и быстренько занял ее место. Четверо или пятеро стоящих в очереди взглянули на меня с удивлением.

— Встаньте в очередь, гражданин, — мрачно сказал продавец. — Тут перед вами еще люди.

— Я подожду. Мне спешить некуда.

— Может, кто-то еще хочет сесть.

Люди сказали, что не хотят. Он что-то пробурчал, вернулся к своей сковороде и стал обслуживать покупателей. По обе стороны от лотка стояли керосиновые жаровни. Дым от сковороды висел в грубом желтом свете иллюминации. Я вдруг почувствовал, что меня сейчас вырвет, и отвернулся.

— Сколько вам? — спросил продавец. Видимо, подошла моя очередь.

— Одну, пожалуйста.

— С горчицей? С горчицей? — спросил он еще раз, высунулся и посмотрел на меня. — Что-нибудь случилось, товарищ?

Тошнота подступила к горлу, я не мог выговорить ни слова.

— Меня тошнит, — через секунду невнятно пробормотал я.

— Хотите минеральной воды?

— Да, если можно.

Я не видел никаких бутылок. Он куда-то исчез и потом вышел из боковой двери со стаканом в руке.

— Прошу прощения, товарищ. Я не заметил, что вам плохо. Люди сегодня толкаются и прут со всех сторон. Нате-ка, глотните.

Подвалило еще несколько человек, и он снова пошел их обслуживать. Я сидел на ящике, пил минеральную воду и уже чувствовал себя вполне в силах приняться за парки с черным хлебом, которые он оставил для меня на прилавке. И все думал, откуда же он вынес бутылку. И что там у него в ларьке. Ларек был примерно шести футов в длину, четырех в ширину — в общем, обычная деревянная тележка с железными колесами, как у тачки. Доска, служащая прилавком, была не больше ярда в длину. Совершенно ясно, что между этим прилавком и боковой дверью должна быть какая-то клетушка. Я вдруг ощутил прилив энергии.

— Вам полегчало, приятель?

— Да, спасибо.

— Должно быть, переутомились. Слишком уж сегодня людно и шумно.

— Вы, наверно, правы.

— Оставьте свой стакан. Не вставайте. Передохните маленько.

— Мне не трудно, — сказал я и, обойдя вокруг, подошел к боковой двери и протянул ему стакан. Вполне можно было войти внутрь так, чтобы с улицы тебя не заметили. В ларьке свободно могло поместиться два-три человека, там было несколько полок с бутылками, сырыми сосисками и буханками хлеба, а за ними — темное пространство площадью около квадратного ярда.

Я поблагодарил его и медленно побрел дальше по улице, и возродившаяся надежда снова запузырилась, зазвенела в груди. Я размышлял, все ли ларьки одной конструкции. Скорее всего, да. И, наверно, этим как-то можно воспользоваться.

А потом я вдруг понял, что можно сделать и, как громом пораженный, застыл посреди тротуара, чувствуя, что затылок взмок от пота. «Среди продавцов в этих ларьках непременно должен быть хоть один очень маленький и щуплый», — думал я. Потому что сейчас, с моим подорванным здоровьем, ни с кем крупнее карлика мне не справиться. И лучше всего, если ларек будет на той стороне, откуда улицы отходят к Влтаве.

Я представил себе некоего гнома, хлопочущего в своем ларьке, на углу Степановской, и, перейдя через дорогу, направился прямо туда. Огонь жаровни горел примерно в десяти ярдах от угла. У прилавка стояло человек пять-шесть. Боковая дверь прикрыта не плотно. Я прошелся перед ларьком раз, потом другой. Нет, это не галлюцинация! Продавец был тощий, щуплый, очень похожий на Хорька Рикета, только лет на двести постарше. Одет он был в остроконечную шапку и блестящую полиэтиленовую куртку, которая, как я с радостью отметил, была ему на пару размеров велика.

Я встал в хвост, взял еще одну сосиску и с интересом заглянул внутрь. Вроде все то же, что и в том ларьке. Я выждал, пока не наступит