Выражение лица старого Эплгейта было суровым.

– Это так. – Он отпил глоток вина. – И поэтому…

– Поэтому я сказал вашим крестьянам, что я помолвлен с вашей дочерью, – закончил за него Эйдриан.

– Да. Стало быть, вы признаете, что это была… ложь? Потому что я совершенно определенно знаю, что моя дочь ни с кем не помолвлена.

– В тот момент я понял, что, сколько бы я ни клялся, местные сплетники истолкуют все самым неприятным образом, – сказал Эйдриан. – Это был единственный выход. Но я готов обратить все в правду, если ваша дочь будет на это согласна.

Лицо мистера Эплгейта оставалось непроницаемым.

– У меня хорошая репутация, – продолжал Эйдриан. – Я обладатель старинного уважаемого титула, у меня большое поместье, и я позабочусь о том, чтобы у нее было значительное наследство. Она ни в чем не будет нуждаться, когда меня не будет рядом.

– Мы вас не знаем. Не думаю, что моя дочь так легко согласится покинуть родной дом ради незнакомого человека.

– Я могу это понять. Я мог бы принять определенные меры, чтобы она могла остаться здесь. Мы могли бы сочинить какую-нибудь историю, чтобы как-то объяснить это соседям.

– Из вас получится самый сговорчивый и весьма необычный… муж. – Мистер Эплгейт был явно удивлен. – Почему вы хотите спасти репутацию девушки, которую даже не знаете? Если вы один из тех, кто… любит мужчин, а жена вам нужна для прикрытия, должен вам сказать, что я не стану жертвовать своей дочерью даже…

Эйдриан с трудом подавил несколько истеричный смешок.

– Чего нет, того нет!

– Тогда зачем…

Эйдриан понял, что надо открыть правду. И он ее открыл, хотя знал, что, в конце концов, столкнется лицом к лицу с тем, чего больше всего боялся, – с тем выражением жалости в глазах людей, когда они узнавали о его судьбе, преследовавшей Эйдриана подобно старинному цыганскому проклятию. Но теперь мистер Эплгейт, по крайней мере, знал, почему Эйдриан с такой легкостью соглашался на женитьбу.

И тогда мистер Эплгейт послал служанку наверх, чтобы узнать, не проснулась ли его дочь.

Теперь Эйдриану предстояло встретиться с самой мисс Эплгейт и убедить ее в том, что ей придется разделить его судьбу, но это будет ее шанс на спасение.

Мэдлин открыла глаза и увидела знакомое цветастое покрывало, натянутое до самого подбородка. На ногах лежало старое выцветшее голубое одеяло с заплаткой с правой стороны. Шторы были задернуты, так что в комнате было темно. Все знакомо – ее комната, шторы, старое одеяло и цветастое покрывало.

Значит, она дома, в своей кровати. На теле – льняная ночная рубашка, завязанная у самого горла.

Наверное, все это был сон. Она гуляла одна по лесу, и у нее началась головная боль и головокружение. Пошел дождь, и она насквозь промокла. Потом она на минуту очнулась и увидела, что лежит голая рядом с темноволосым мужчиной, он смотрел на нее так, что она даже не знала, как описать этот взгляд, но сейчас, когда Мэдди о нем вспоминала, ее охватывал непонятный трепет.

Незнакомец нежно прикасался к ней, прижимал к себе, когда она дрожала от холода и боли, чем-то накрывал ее, когда у нее уже не было сил ни шевелиться, ни говорить. Он не беспокоил ее глупыми вопросами, как это обычно делали люди, не знавшие о ее недуге. Он был просто чудом.

Но это был сон, сказала она себе. Он был бы чудом, если бы существовал в действительности. А еще это было бы неописуемым скандалом и непристойной ситуацией – незнакомый мужчина видел ее голой. Об этом даже подумать страшно. Она покраснела:

Дверь открылась. На мгновение у Мэдди вспыхнула надежда, что это пришла младшая сестра, Джулиана, чтобы обнять и утешить ее.

Но Джулиана была замужем и в настоящее время отправилась в далекое путешествие со своим мужем, одержимым любовью к экзотическим животным. Их недавно овдовевшая средняя сестра все еще жила в доме своего свекра, не оправившегося после потери единственного сына. Даже самые младшие сестры-близнецы, Офелия и Корделия, недавно вышли замуж, и в доме осталась только Мэдлин. Она, конечно, радовалась за своих сестер. Только дом стал каким-то пустым, и она очень по ним скучала.

В комнату вошла старая служанка Бесс, не подозревая, что за ней тянется шлейф воспоминаний о более счастливых временах. Она принесла на подносе чашку с бульоном, и его запах напомнил Мэдди, что желудок пуст. Она немного пошевелилась, чтобы убедиться, что головокружение прошло и можно себе позволить съесть что-либо легкое.

– Как ваша бедная головка, мисс Мэдлин? – спросила верная служанка.

– Боль понемногу утихает, – ответила Мэдди, осторожно приложив к виску палец. Прикосновение было болезненным, и она вздрогнула. Невыносимая головная боль, от которой Мэдди страдала всю свою взрослую жизнь, по-прежнему оставалась ее главным врагом.

– Вам не следовало ходить в деревню. – Служанка покачала головой. – Я говорила вам, что собирается дождь. Вы же знаете, как быстро он надвигается, совсем как ваши головные боли. Но вы ушли, и мы за вас беспокоились, а у вашего отца началась самая настоящая истерика, потому что он решил, что вы пропали на болотах.

– Да, ты была права, – согласилась Мэдди. – Я тебя не послушалась и за это поплатилась. Я думала, что успею добежать до деревни и выразить свое сочувствие вдове Толбот, но гроза началась так внезапно, и голова начала просто раскалываться.

В погожие дни головные боли случались у Мэдди редко, обычно раз в месяц, но дождливая погода, особенно гроза, всегда оборачивалась для нее внезапной и сильной мигренью. Самое лучшее – лежать в постели до тех пор, пока боль не пройдет.

Мэдди знала, что ее недуг очень беспокоил отца. Он привозил к ней врачей. Один посоветовал пить уксус, смешанный с полынью, но от этого тошнота только усиливалась. Другой – он был хирургом – предложил просверлить дырку в виске, где боль была особенно сильной. К счастью, отец указал этому горе-врачу на дверь.

Мэдди знала, что просто надо смириться и стойко переносить боль. У многих были более серьезные болячки. Сейчас она терпеливо выслушала лекцию служанки, зная, что та говорит от чистого сердца.

– Да, Бесс, поверь мне, – сказала Мэдди, когда служанка, наконец, перевела дыхание, – я так больше не буду.

Бесс еще немного поворчала и вышла, чтобы приготовить свежий компресс на голову хозяйки. Мэдди удалось маленькими глотками выпить почти весь бульон, но это оказалось нелегко, и она, обессилев, откинулась на подушки. После каждого приступа мигрени оставалось такое чувство, будто пришлось противостоять буре. Только на этот раз буря была настоящей.

– А кто нашел меня в лесу? – спросила она, когда Бесс вернулась. – Вы с Томасом? Надеюсь, вам было не слишком тяжело везти меня домой. А то ведь у Томаса болит поясница…

Служанка молчала, но смотрела на нее в упор.