тридцать – сорок, и неглубокой, метра полтора – два реки с чистой прозрачной водой. Дно её было песчаное, изредка украшенное длинными, как змеи, зелеными водорослями.

В весеннее половодье настил моста сдирало льдинами, оставляя более бесполезными ряды осиротевших свай, которые называли здесь палями. Каждый год после паводка мост приходилось восстанавливать заново.

Бывало, что река иногда поднималась, и летом, после проливных дождей, уносила на себе копны скошенного сена и заготовленные дрова. Тогда всё это добро счастливчики вылавливали уже ниже по течению. Через залитый мост транспорт шёл очень медленно и вслепую, ориентируясь по выставленным вешкам, а впереди непременно должен был идти человек. Луга превращались в плавни, которые быстро осваивались водоплавающей пернатой братией, и если высокая вода стояла долго, то те успевали даже вывести потомство.

Справедливости ради, надо сказать, что в ста метрах ниже по реке был здесь до войны другой мост – высокий, с перилами и мощными пологими дубовыми ледорезами у свай. Соединял он не луговую колею, заполненную то пылью, то черной торфяной грязью, а две высокие дамбы с дорогой наверху, вымощенной брусчаткой из дикого камня.

Но в военное лихолетье, при отступлении, его взорвали и сожгли. Завоеватели, в свою очередь, построили на этом же месте уже свой мост и в короткий срок построили, но, при отступлении, вынуждены были уничтожить и его.

Так, на долгие годы, остались зарастать ивняком и чертополохом две дороги, идущие навстречу и «в никуда».

Весной берега соединяли стальным тросом и пускали по этому тросу, как паром, старый трофейный немецкий баркас – единственное транспортное средство с марта и до конца апреля.

Трос гудел, как струна, перегруженный баркас кренился, бабки крестились, но люди ехали. Ибо как же не ехать, если жизнь остановить невозможно, а трос этот соединял городок с северными соседями и областным центром!

Ехали люди на базар и с базара, на работу и домой, за березовым соком и за подснежниками в апрельский лес, призывно зеленеющий над песчаным заречным обрывом. А вездесущие пацаны пытались пролезть на баркас всеми правдами и неправдами просто для того, чтобы покататься.

Весь город выходил на дамбу встречать ледоход и, надо сказать, посмотреть было на что!

Ещё накануне, почему-то обычно ночью, слышны были со стороны реки глухие далекие удары, как будто бы что-то взрывалось. Это вскрывалась река под напором талых вод, несущихся к ней по оврагам со всех берегов. Толстый потемневший лед с грохотом лопался и всплывал на поверхность, поднимая вихрастые буруны.

Огромное море мутной свинцовой воды, больше километра в ширину, до самого леса, а вверх и вниз без конца и края, несло на себе целые ледяные поля. Они с глухими ударами сталкивались, трещали и, наползая друг на друга, легко вспарывали берег, как банку консервный нож. Глыбы с остатками вмёрзших кустов и травы, толкаясь и переругиваясь, в конце концов протискивались между оконечностями дамб, чтобы снова вырваться на простор весеннего разлива.

Отчаянные пацаны прыгали на лед, перескакивали с льдины на льдину, поглядывая на девчонок, стоящих над водой, и смеялись и выпендривались, как только могли. Иногда «подвиги» заканчивались вынужденным купанием, но это только прибавляло доблести в глазах сверстниц.

На лодках среди «айсбергов» решались плавать лишь немногие, поскольку вдали от берега, в случае кораблекрушения, помощи ждать было бы неоткуда, и судьба «Титаника» была обеспечена.

Особенно оживленно на этом, пролегающем по дамбе, «бродвее» было вечером, ну прямо как на приморском бульваре в бархатный сезон! Несколько чудом выживших фонарей рваной цепочкой робко обозначали направление из города и создавали романтическую подсветку дороге, которая шла через океан к его середине.

Девушки, взяв друг дружку под руку, прогуливались по ней в коротких курточках или пальто, тоже, конечно же, коротких и в аккуратных невысоких резиновых сапожках. Они щелкали семечки и украдкой поглядывали вокруг. Парни, как правило, шли сзади. Те тоже были в резиновых или кирзовых сапогах, но с лихо завернутыми пониже голенищами. Они громко разговаривали, пытаясь изо всех сил обратить на себя внимание остроумием, ну или тем, что у кого в арсенале было. Иногда, оценивая мужские интеллектуальные усилия, барышни громко хихикали, но дальше этого дело не шло, поскольку любые публичные поползновения к сближению, дорогой читатель, в те целомудренные времена были просто немыслимы.

Высшим пилотажем, для пацанов было иметь, при таком дефиле по «бродвею», радиоприемник типа «Спидола». Но еще круче, конечно же, был магнитофон, такой, как, например, «Маяк». Первые

катушечные, снабженные упругой коричневой магнитной лентой «тип 6», которая ломалась при сгибе, как щепка, они только, только стали появляться и весили как небольшой холодильник, причем львиную долю веса такого аппарата составляли батарейки, которых активно хватало на один вечер!

Питание садилось, магнитофон тянул, а Высоцкий, и так неразборчиво записанный с десятой перезаписи через примитивный микрофон, подсоединённый при помощи спичек, хрипел еще сильнее, но зато на всю округу. Битлы и «шейк», звучавшие на такой технике в темпе похоронного марша, тем не менее, добавляли апрелю новизны и романтики, и все получалось!

Так что нужно отдать должное самоотверженности, мужеству и изобретательности пацанов того героического поколения в условиях неудержимого весеннего брожения одуревших гормонов!

В общем и целом, конечно, половодье и ледоход на реке, в эмоциональном значении, были событием очень значительным, даже знаковым в достаточно однообразной и приземлённой провинциальной жизни. Глядя на бесконечную, уходящую к ночному горизонту лунную дорожку, вдыхая прелые запахи пробуждающейся природы, хотелось не просто жить, друзья мои, хотелось любить!

Но мост был нужен позарез.

Все понимали, что баркас может перевернуться, и что если этого до сих пор не произошло, то лишь только потому, что старая несчастная посудина никак не может решить, каким бортом зачерпнуть. Трос в любую секунду лопнет от страшного перенапряжения, которое и измерить-то невозможно в несущемся потоке ледяной воды, и стальная плетка, с усилием в несколько тонн, запросто отправит на «тот свет» всех, кого встретит на своем пути.

Но современный высокий железобетонный и всесезонный (!) красавец – мост..! Стальная недостижимая мечта, этот сон, покрытый асфальтом и с перилами, эта вожделенная гордость, длинной в сто метров, для глухого районного городка?!. Это все равно, что метро для чукчи.

Однако помог случай и патриотический поступок генерала-строителя, выросшего в этих краях, любившего своих земляков и сумевшего толково обосновать и объяснить «непробиваемому» командованию военного округа стратегическое значение дороги, периодически разрываемой сезонными обстоятельствами. Немногочисленные, но веские доводы умного человека и авторитетного специалиста, сыграли свою решающую роль, и чудо произошло –