— Вот именно.

Помпилио сделал глоток кофе и откинулся на спинку кресла, демонстрируя всю тяжесть своего положения.

Как и все мужчины рода Кахлес, владетель Даген Тура был коренаст, плотен и абсолютно лыс. Круглая голова, короткие толстые руки, короткие толстые ноги — в телосложении не было ничего царственного, однако лицо Помпилио не оставляло сомнений в том, что он адиген. И не просто адиген, а из рода даров. Выпуклый лоб, серо-стальные глаза, умеющие смотреть с невозможной надменностью, нос с горбинкой, упрямый подбородок — лицо дер Даген Тура дышало властью.

Сейчас Помпилио, облаченный лишь в тонкий, искусно расшитый золотом домашний халат, утонул в глубоком кресле, а его вытянутую правую ногу старательно массировал крепкий мужчина в белом халате — бортовой медикус «Пытливого амуша» Альваро Хасина.

— С другой стороны, жизнь следует заполнять делами, и повседневные заботы прекрасно с этим справляются, — продолжил рассуждения Помпилио. — В противном случае пришлось бы влачить жалкое существование бездельника.

— Вы совершенно правы, мессер, — согласился Валентин. — Это было бы ужасно.

— Я вижу суть вещей, Теодор. Мне дано.

— Да, мессер.

Помпилио вздохнул и вновь приложился к кофе.

Среди многочисленных помещений замка Даген Тур числились и кабинет, в котором владетель должен был заниматься делами, и обширная библиотека, вполне подходящая для той же роли, но Помпилио всегда превращал в рабочий кабинет тронный зал, расположенный на втором этаже Штандарта. Сюда сносили столы, кресла, диваны, стеллажи с книгами и, если требовалось, приборы. Помпилио нравилось огромное помещение, стены которого прорезали стрельчатые окна с мозаичными стеклами. Проходя через них, солнечные лучи окрашивались во все цвета радуги, и разноцветное смешение навевало на Помпилио приятные воспоминания из беззаботного детства.

Сделав глоток, адиген вновь откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и осведомился:

— Теодор, что творится в мире?

Помимо утреннего кофе Валентин доставил хозяину свежую корреспонденцию и текущие сплетни.

— Новости или письма?

— Начнем с писем.

Валентин взял с подноса первый конверт — дорогой, желтоватой, под мрамор, бумаги, украшенный замысловатым гербом, — вскрыл его и сообщил:

— Дар Арчибальд желает скорейшего выздоровления и приглашает к себе. Уверяет, что целебные воды подействуют на ваши раны самым благотворным образом.

— В это время года на водах действительно неплохо, — усмехнулся Помпилио. — Дядюшка Арчи писал сам или диктовал?

— Написано рукой дара от первого до последнего слова.

— Значит, надо будет съездить… Отложи, я отвечу сам.

— Да, мессер. — Валентин взялся за следующее письмо. — Послание от адмирала дер Монти, начальника штаба воздушного флота…

— Теодор, — капризно протянул Помпилио, — я помню должность дядюшки Карла.

— Извините, мессер.

— Чего он хочет?

— Желает скорейшего выздоровления…

— Ядреная пришпа!

— Осведомляется, когда вы планируете навестить столицу? Предлагает организовать торжественный вечер в вашу честь в офицерском собрании.

— Дядюшка Карл по-прежнему обожает вечеринки.

— Да, мессер.

— Придумай в ответ что-нибудь нейтральное, Теодор, я не в настроении веселиться.

— Понимаю, мессер.

— Что-нибудь еще?

— Президент Академии Наук напоминает, что вы еще три года назад обещали прочесть лекцию в Астрологическом обществе.

— Я действительно обещал это дядюшке Тому?

— Полагаю, да, мессер.

— Надо же… — Помпилио поморщился. — Отложи, я подумаю.

— Да, мессер.

— И хватит на сегодня писем, они меня утомили.

— Да, мессер.

Дер Даген Тур скрестил на груди руки.

— Новости?

— Сегодня утром синьорина Жозефина отбыла в Маркополис.

— Это хорошо, — улыбнулся Помпилио. — Мне нравится, когда события случаются вовремя. Не раньше, не позже, а именно тогда, когда нужно. У Жозефины есть чувство такта.

— Совершенно с вами согласен, мессер.

— Она что-нибудь говорила?

— Оставила записку.

— Я ознакомлюсь с нею позже.

Синьорина Жозефина — звезда столичного полусвета, одной из первых навестила Помпилио по его возвращении в Маркополис и в ходе завязавшейся беседы согласилась полюбоваться красотами владения Даген Тур — знаменитого озера и близлежащих гор. В целом ее пребывание прошло ко взаимному удовольствию сторон, однако последние три дня Помпилио несколько тяготился присутствием гостьи.

— Синьорина Жозефина намекнула, что не прочь вернуться в Даген Тур.

— Вот уж не думал, что провинциальная архитектура произведет на нее столь сильное впечатление.

— Насколько мне известно, синьорина так и не побывала в городе.

— А что ей там делать? Кофе, кстати, замечательный.

— Благодарю, мессер.

— Через пару дней напиши Жозефине что-нибудь теплое от моего имени. И какой-нибудь подарок.

— Серьги?

— Колье. Мы замечательно провели время.

— Конечно, мессер.

— Приглашать не надо.

— Понимаю.

— Я знаю, что могу на тебя положиться, Теодор.

— Благодарю, мессер.

— Хасина, а что у тебя?

Медикус закончил массаж, поднялся, но продолжал задумчиво разглядывать украшенные безобразными шрамами ноги адигена. Услышав вопрос, он чуть поджал губы, но тут же ответил:

— Все не так плохо, мессер.

Постаравшись вложить в голос максимум жизнерадостности.

— У тебя или у меня? — уточнил Помпилио.

— В целом.

— В целом мои ноги не целые.

— Как раз наоборот, мессер, сейчас они гораздо целее, чем месяц назад.

— Месяц назад они были в гипсе.

— А сейчас мы смотрим на них и верим… — Хасина запнулся, — верим, что все будет в порядке.

— Неужели?

— А что нам остается?

Корабельный медикус «Амуша» было высок, худ и обладал удивительной формы — похожей на яйцо — головой. Сходство тем более усиливалось, что к своим сорока годам Альваро сохранил мизерное количество волос, лишь за ушами да на затылке, и все великолепие странного черепа демонстрировалось окружающим без какого-либо прикрытия: яйцо, отягощенное мясистым носом и большими ушами. Внешний вид Хасины мог вызвать смех, однако Помпилио судил о людях исключительно по делам и в медицинских вопросах доверял Альваро безоговорочно.