– Ни в коем случае. Я подозреваю, что Цезарь сперва позаботится о том, чтобы гельветы не мигрировали на римскую территорию. Этого боятся уже много лет. Он не может спокойно промаршировать к Рейну, оставив их у себя за спиной. Думаю, Цезарь собирается сокрушить гельветов, потом повернуть на северо-восток и бросить вызов германцам и их галльским союзникам. – Лисий униженно улыбнулся. – Конечно, это всего лишь моя теория. Я не военный человек.

Мой собеседник смотрел на мир из своего посольства, но он умел читать карту и здраво воспринимал политику, когда шла политическая игра мировых масштабов. Я не сомневался, что в сложившейся ситуации он очень близок к истине. Римские территории не простирались до Рейна, но в течение многих поколений мы считали эту реку своей неофициальной границей. Если германцы ее перешли, то был признак враждебности.

– Никто и никогда не приобретал сокровищ, сражаясь с германцами, – сказал я. – Галлы в сравнении с ними – богатый народ.

– Но человек может завоевать славу и триумф, – заметил Лисий. – И кто из римлян последним побеждал германцев?

– Марий, конечно, – ответил я. – При Аквах Сестиевых и при Верцеллах.

– А каково величайшее желание Цезаря, как не стать новым Марием? Он добивался популярности всю свою карьеру, всегда подчеркивая, что Марий – его дядя со стороны жены.

– Да, это разумно, – признал я. – Но меня изумляет, что даже такой человек, как Цезарь, может верить, что у него хватит сил победить германцев! Несколько побед в Испании не чета такому. К тому времени, как Марий выиграл те битвы, он почти самостоятельно собрал свои легионы и вел их к победе двадцать лет. Нельзя же просто взять и в качестве нового проконсула принять под командование заслуженные легионы, ожидая от них такого же послушания и преданности.

Сказав это, я понял, что, вероятно, ошибаюсь. Все, включая меня самого, много лет недооценивали Гая Юлия.

– У Цезаря есть гениальный дар убеждать простой народ, – сказал Лисий. – Нет более простых людей, чем легионеры. Они – самая могущественная сила в мире, более могущественная, чем политики и консулы, более могущественная, чем Сенат. Марий знал это, и Сулла тоже знал. А Помпей никогда этого не понимал, поэтому его солнце садится.

Когда я приготовился уходить, Лисий вышел со мной под руку.

– Деций, друг мой, я как всегда счастлив тебя видеть, но не ожидал, что ты появишься до исхода следующего года, когда подойдет к концу срок пребывания Клодия в трибунах.

Он снабдил меня кое-какой конфиденциальной информацией и теперь ожидал ответного одолжения.

– Должен признаться, я сам удивлен, – отозвался я. – Меня неожиданно вызвали с Родоса. Это как-то связано со смертью Целера.

В глазах хозяина дома загорелся заговорщицкий восторг.

– Известнейший человек. Мы потрясены горем из-за его безвременной кончины. Твоя семья ожидает, что ты приложишь в этом деле свои… уникальные таланты.

– Не могу вообразить, зачем еще я им понадобился. Я не любимец семьи.

– Но перед тобой блестящее будущее, – соловьем разливался Лисий. – Я уверен, лет через десять-двадцать ты станешь самым выдающимся из всех Метеллов. Ты должен приходить ко мне почаще, пока будешь в Риме. Возможно, я смогу тебе помочь: чего я только ни слышу!

Он, конечно, хотел, чтобы и я передавал ему все, что смогу узнать. Это может стать честной сделкой.

Я слабо верил в его предсказания насчет моего блестящего будущего. В то время добиться выдающегося положения в жизни Рима можно было либо благодаря воинской славе, либо благодаря чрезвычайному долголетию (Цицерон, как всегда, являлся исключением). Я ненавидел военную жизнь, а мои перспективы дожить до сорока лет выглядели чрезвычайно ничтожными.

Но как ни странно, я и в самом деле добился известности, которую предсказал мне Лисий много лет тому назад, хотя способом, который ни одному из нас и не снился. Я – единственный из Цецилиев моего поколения, который все еще жив.

Однако насчет Цезаря Лисий ошибся. Его не интересовала возможность стать новым Марием – он хотел был единственным и неповторимым Юлием Цезарем.

Семейное собрание состоялось в доме моего отца. Гермес постучал, янитор[6] открыл дверь, и мы вошли. В старом особняке было сверхъестественно тихо.

– Хозяин и остальные в триклинии, – сообщил мне старый привратник. – Ваш мальчик должен остаться в задней части дома вместе с остальными рабами.

Это объясняло, почему тут так тихо.

Гермес скорчил рожу.

– Я просто подожду снаружи, на улице.

– Ты имеешь в виду – в таверне на углу, – усмехнулся я. – Ступай в задние комнаты.

Мой слуга с кислой миной зашагал прочь. Я ему посочувствовал. Он не хотел быть изгнанным в задние комнаты главным образом потому, что в городском доме моего отца не водилось юных хорошеньких рабынь.

В триклинии, кроме отца, собрались три члена рода Цецилиев, все по имени Квинт – моя семья не была изобретательна по части имен. Первым был Кретик, с которым я несколько раз служил в чужеземных землях, ныне самый выдающийся член рода, бывший консул и понтифик, вторым – прошлогодний претор Непот, а третьим – усыновленный член нашей семьи, носивший звучное имя Квинт Цецилий Метелл Пий Сципион Назика. В нынешнем году он был понтификом и народным трибуном. Остальные выдающиеся представители рода в этом году находились за пределами Италии.

Мы обменялись краткими приветствиями. Обычные закуски и вино отсутствовали – в комнате стоял только кувшин воды. Мои родственники собрались здесь для серьезных дел.

– Удивительно, что я все еще вижу тебя в Риме, Непот, – сказал я. – Я думал, тебе отдали Сардинию.

– Я передал ее другому, – ответил бывший претор. – Вместо меня ее взял Веттий.

Непот был высоким человеком с военной выправкой. Он единственный среди лидеров нашего рода поддерживал Помпея. С этим мирились, потому что если б Помпей стал диктатором, по крайней мере, одного из нас не казнили бы и не сослали, и семья сохранила бы бо́льшую часть своих земель.

– Твое решение можно только одобрить, – сказал я Непоту. – Я бы не принял Сардинию, даже если б выиграл ее в кости.

Кретик скорчил гримасу.

– Ты не изменился, Деций. Ты – законченный политический идиот. Непот остается в Риме потому, что собирается в следующем году баллотироваться в консулы.

– Это многое объясняет, – сказал я. – Проконсульская провинция в любой день обойдет Сардинию. И каков будущий приз?

– Устранив угрозу вторжения чужеземцев, он получит Ближнюю Испанию, – сказал отец.