Но Коллонтай уже жила отдельно от мужа в Москве, а безутешный Павел Ефимович содержал в Одессе целый гарем любовниц и проституток. Как же он расплачивался с ними? Конечно, каждой из его дам льстило уже то, что она близка с самим Дыбенко, который может прислать ей в благодарность за любовь свиной окорок или несколько мешков картошки. Но ведь не картошкой жива душа настоящей ночной бабочки! Ведь одно дело перелицовывать маменькины дореволюционные платья и донашивать старые туфли и совсем иное — пройтись по Дерибасовской в супермодном габардиновом плаще-тренчкоте или появиться на пляже в Аркадии в умопомрачительной шелковой пижаме, с сигаретой «Кэмэл» в длинном мундштуке. А вечером, между прочим, угостить потрясенных подруг консервированными омарами и ананасами! Да за такую роскошь одесские девицы в 1922 году были готовы носить Павла Ефимовича на руках! Обо всем этом, разумеется, прекрасно знал мистер Холен, который и наладил бесперебойное снабжение Дыбенко и его ближайшего окружения американским эксклюзивом. Слухи о богатстве и щедрости Дыбенко быстро всполошили одесский полусвет. И вскоре от жаждущих получить от его щедрот не было отбоя. Былые загулы быстро переросли в одну беспрерывную оргию. На военную службу у Дыбенко уже просто не оставалось ни времени, ни физических сил. Думаю, что это время было для него по-настоящему счастливым. Павел Ефимович достиг того, о чем не мог и мечтать некогда отбирающий у сослуживцев последние медяки баталер Дыбенко.

Когда в Одессе еще бывала наездами Коллонтай, то Дыбенко кое-как сдерживался, но когда она уехала навсегда, тут уж он оторвался по полной. Ежедневные оргии с проститутками начинались около полудня и заканчивались далеко за полночь. Завершались гулянки неизменным катанием на автомобиле и купанием нагишом при лунном свете. Помните знаменитого автомобилиста Козлевича из «Золотого теленка» И. Ильфа и Е. Петрова, купившего автомобиль и мечтавшего обслуживать свадьбы: «Все шло совсем не так, как предполагал Адам Казимирович. По ночам он носился с зажженными фарами мимо окрестных рощ, слыша позади себя пьяную возню и вопли пассажиров, а днем, одурев от бессонницы, сидел у следователей и давал свидетельские показания. Арбатовцы прожигали свои жизни почему-то на деньги, принадлежавшие государству, обществу и кооперации». Поэтому когда к Козлевичу подошел Остап Бендер с Шурой Балагановым, Козлевич перво-наперво поинтересовался:

— Пить не будете? Голые танцевать не будете при луне?

Ильф и Петров знали, о чем писали, так как были одесситами. А Одесса долго помнила скандальные автомобильные загулы всесильного Павла Ефимовича с вином и девками. Признаем, что Павел Ефимович был не одинок в своем пристрастии к ночным оргиям на автомобилях, но именно Дыбенко был зачинателем этого нового модного увлечения советских нуворишей. Он был первым, с него брали пример, ему подражали. Кстати, совсем не случайно и герои знаменитого романа собирались ехать на авто ни куда-нибудь, а именно в Черноморск. Под этим названием в романе была описана именно Одесса. Для современников Ильфа и Петрова, читавших роман, намек на Дыбенко был более чем прозрачным…

Ну, как теперь не поверить проникновенным словам писателя В.А. Нелаева из книги «Павел Дыбенко»: «В одесском гарнизоне Дыбенко пользовался большим уважением и любовью. В личной жизни он был скромен, на службе — требовательным и справедливым. Командующий Харьковским военным округом А. И. Корк высоко оценивал деятельность Дыбенко. Он отмечал, что П.Е. Дыбенко обладает большой силой воли, энергией и решительностью. Хотя в военной обстановке, отмечает Корк, я его не видел, но судя по действиям в военной игре старших начальников, Дыбенко быстро и правильно разбирается в обстановке. К подчиненным весьма требователен, и пользуется среди личного состава несомненным авторитетом. Любит военное дело и работает добросовестно…»

Особенно мило звучит рассказ о скромности в личной жизни. Похоже, что В.А. Нелаев обладал неплохим чувством юмора. Ну, а в том, что Дыбенко пользовался авторитетом, но и любовью у определенных категорий жителей Одессы писатель был абсолютно прав. Что же касается служебной характеристики, данной Корком Дыбенко, то ее можно оставить на совести Корка, которого Павел Ефимович, кстати, тоже не раз привечал на «даче Вагнера». При этом Корк в своей характеристике все же подстраховывается, и на всякий случай отметив, что многоуважаемого Павла Ефимовича «в военной обстановке… не видел».

Несмотря на пятый, «окончательный», разрыв с Коллонтай, Дыбенко продолжает состоять с ней в переписке. Последний эпизод их романа приходится на 1923 год. Едва А.М. Коллонтай была назначена советником посольства СССР в Норвегии, она тут же неожиданно получила телеграмму от Дыбенко: «Люблю! Хочу в Норвегию!»

Что касается, Коллонтай, то она, несмотря на произошедший разрыв, видимо, все еще любила Дыбенко. Он об этом прекрасно знал и пользовался. В смятении от неожиданной телеграммы Дыбенко и его последующих слезных писем, Коллонтай пишет подруге: "…Видишь ли, мой муж стал засыпать меня телеграммами и письмами, полными жалоб на свое душевное одиночество, упреков в том, что я несправедливо порвала с ним… Письма были такие нежные и трогательные, что я проливала над ними слезу и уже начала сомневаться в правильности моего решения разойтись с Павлом… И я узнаю, что Павел вовсе не одинок, что, когда его корпус перевели из Одесского круга в Могилев, он захватил с собой "красивую девушку" и она живет у него. Ночью со мной случился сердечный приступ и нервный припадок…”

После нескольких бессонных ночей Коллонтай решает все же организовать приезд Дыбенко в Норвегию. Но с какой стати начальство будет отправлять обычного комкора гулять и веселиться в буржуазную Европу? И снова Коллонтай начинает действовать, забрасывая старых друзей в ЦК письмами с просьбой разрешить приезд мужа. Вопрос о разрешении на поездку Дыбенко был вынесен на заседание ЦК. Окончательное разрешение дал лично И.В. Сталин, подписавший бумагу об отпуске комкора Дыбенко "для лечения в Норвегии». Думаю, что добиваясь приезда Дыбенко, Александра Коллонтай, как и всякая любящая женщина, мечтала, что его приезд перечеркнет все старые недоразумения и их любовь вспыхнет вновь. Но ничего подобного не произошло. После нескольких страстных дней и ночей, Коллонтай случайно обнаружила письма Дыбенко к Валентине Стафилевской в Одессу, в которых Павел Ефимович, не только изъясняется своей пассии в безумной любви, но одновременно поносит последними словами "опостылевшую старуху Коллонтаиху". Для Коллонтай это был еще один удар, которого она Дыбенко уже не простила никогда. Пятилетний революционный роман закончился. Павел Ефимович был немедленно со скандалом выдворен из Норвегии домой, проведя там всего неделю из положенных пяти. По другим данным, он все же сумел потянуть время и задержаться в Норвегии на три недели.

Но если, порвав с Дыбенко, Коллонтай сохранила благородство и никогда в дальнейшем особо не хулила своего бывшего мужа и не трепала его имени, то Дыбенко поступил совершенно иначе. В 1938 году он припомнит Коллонтай все свои унижения перед ней, при этом совершенно забыв, скольким ей обязан…

Выпроводив неверного мужа, Коллонтай написала два письма. Первое — официальное Сталину: "Товарищ Сталин. Прошу больше не смешивать имена Коллонтай и Дыбенко. Наши пути разошлись. Наш брак не был зарегистрирован, так что всякие формальности излишни". Второе неофициальное в Одессу пассии Павла Ефимовича В. Стафилевской с пожеланием счастья в личной жизни. И здесь Коллонтай оставила за собой последнее слово. Впрочем, Коллонтай, несмотря на все свои сильные переживания, в одиночестве не осталась. Вскоре у нее появились новые любовники, наиболее известными среди них были французский социалист Марсель Боди и бывший бундовец Семен Мирный. Последний то время работавший сотрудником советского посольства в Норвегии (т. е. находился у Коллонтай в непосредственном подчинении) и был по возрасту младше ее сына.