— Лисёнок, светлейший князь! — польщенный, что главнокомандующий заметил его коня, отвечал адъютант. — Мальчонка, что был спасен нашими гренадерами под Шевардино, и по приказу князя Петра Ивановича Багратиона, везу его в тыл.

— Лисёнок? — улыбнулся Кутузов, внимательнее уже разглядывая Дениску, — И правда, похож, рыжий вон какой и мордочка какая-то лисья. А ты, Лисёнок, знаешь, что и меня французы зовут Старый лис Севера? — Кутузов, покряхтывая по-старчески, засмеялся. — Выходит мы с тобой одной породы. А давай-ка слазь с коня и посиди со стариком, погрызи яблочко.

Дениска ловко спустился на землю, бесстрашно прошел мимо офицеров к главнокомандующему и, встав перед ним, прямо спросил:

— Правда, Старым лисом зовут?

— Правдее не бывает, — отвечал, все так же посмеиваясь, Кутузов, и протянул Дениске яблоко, каких с десяток лежало на лавочке. Дениска взял яблоко и стал грызть.

Выслушав отчет о положении дел на передовой линии, светлейший благословил адъютанта:

— Скачи, голубчик, обратно к князю Петру Ивановичу, и скажи, что француз на рассвете атакует. Пушек у Наполеона много, стрелять будет плотно. Так что пусть будет готов. Как и всем нам быть готовыми, спаси Господи, — светлейший перекрестился. — Жаркое утро предвидится, а день еще жарче. Побьем мы француза, что думаешь? — Кутузов с прищуром глядел на Дениску. Адъютант, уже вскочил на своего скакуна, и только след его простыл.

— А то! — жуя, отвечал Дениска, — побьем обязательно. Мне артиллеристы гранату обещали подарить.

— Ну, раз обещали, — Кутузов согласно развел руками. Офицеры усмехнулись. — Нюрка! — позвал. Из калитки вышла средних лет полноватая баба, явно хозяйка избы, — отведи этого Лисёнка к бабам, пусть его накормят и везут с остальными в Москву, может он там и своих найдет. Обоз-то давно готов?

— Давно, Михаил Илларионович. Первые телеги еще до полудня укатили, последние вот сейчас тронутся. Село, считай, пустое. Пошли, — баба только хотела взять Дениску за руку, как тот, поняв, что никакой гранаты ему не видать, а отведут его к бабам, а те, может, еще его и выпорют, когда узнают, что он от мамки спрятался, вывернулся ловко, и, не теряя котомки с подарками, дал деру. «Ага, щас, — удирая обратно по дороге к полю думал Дениска, — к бабам. А без меня там француза побьют».

— Вот сорванец, — Кутузов аж головой качнул. — Беги теперь, лови его, пока он до Багратиона быстрее его адъютанта не добежал, — и баба, под офицерский хохот, побежала за Дениской. — Ну что господа офицеры, — Кутузов, забыв про Дениску и оставив его судьбу на Нюркины не шибко быстрые ноги, поднялся с лавочки, — поехали в Горки. Заря уже начинается. До темноты надо бы добраться, — еще днем было решено на время битвы быть в Горках, поближе к месту завтрашнего сражения.

Глава третья

Бородинское сражение

Сражение началось в половине шестого утра, когда французские пушки как по часам одним залпом из нескольких сотен орудий ударили по передовой линии русской обороны. Как и говорил Кутузов, пушек у Наполеона было много, и ядра легли «плотно». За залпом последовал еще залп, и еще, и еще… И когда поле покрылось непроглядным пушечным дымом, тогда на русские флеши, в этом дыму, ровными линиями пошли две дивизии — Дессе и Компана. На деревню же Бородино, сквозь дым, зашагали полки Итальянского вице-короля.

Ни то, что Кутузову из Горок, Наполеону с Шевардинского кургана, было лишь видно, как его дивизии входили в дым, спускаясь в овраг, как в море. Что происходило в этом «море» — видно уже не было, как ни пытался вглядеться император Франции, он видел лишь один сплошной дым.

Впрочем, что происходило в этом дыму, можно было и догадаться — двадцать пять тысяч солдат, вот уже несколько часов — линия за линией, как волна за волной — пытались подняться на склон оврага, и штурмом взять Семёновские флеши. Взяты были флеши или не взяты — ничего из-за дыма разглядеть было решительно невозможно, как французский император и его генералы не протирали глазами свои подзорные трубы — ничего понять не могли.

— Картечью! — только и слышали команду багратионовские артиллеристы, — пли! — и ровная линия французской пехоты, послушно валилась наземь. А их, еще минуту назад безупречные мундиры, превращались в рваные ошметки. Новая линия в безупречных мундирах перешагивала через убитых однополчан и так же послушно падала после залпа картечи.

То, что флеши не взяты, стало понятно, когда с Шевардинского кургана увидели шатающихся, вразнобой выходящих из дыма французских солдат. Те же, кто остался лежать в овраге, были больше не заколоты или зарублены, а убиты картечью или осколками гранат, впрочем, тоже было и на флешах — защитников убивали осколки прилетавших французских ядер. До лихого рукопашного боя если и доходило, то в любую минуту влетевшее ядро, как опытный рефери, разбрасывало бойцов в стороны.

— От, чертяки, как летают! — то и дело приговаривали артиллеристы и пехота, что защищали флеши, — этак и саблю из ножен за весь бой не вынешь!

К полудню, осколком ядра, смертельно был ранен сам князь Багратион, с самой первой французской атаки не покидавший флешей и руководивший обороной.

Та же артиллерийская картина вырисовывалась и на батарее Раевского — всё решали не штыки, а пушки. И всё тоже — у деревни Бородино, где через речку Колочь наступали полки итальянского вице-короля. Мост был почти сразу разбит ядрами и командовали сражением всё те же пушки.

Всё сражение свелось к одной передовой линии — от Семёновских флешей через батарею Раевского и до деревни Бородино. Вся французская и русская пехота, и кавалерия расшибались с обеих сторон о ядра и картечь. А ядра — французские — упрямо, точно других целей у них не было, били по русским крепостям, русская же картечь, конечно, отвечала взаимностью — и била по наступающим французам. И такая смертельная игра длилась вот уже восьмой час. Если французам удавалось занять флеши или батарею Раевского, адъютанты не успевали донести до Наполеона радостную весть, как русские отбивали флеши и батарею обратно. Та же неопределенность царила и в Горках. Потому главнокомандующий, светлейший князь Кутузов, выбрал вполне здравую позицию: сражение выиграно, осталось только дождаться следующего дня и добить французов. А пока передовая линия держится — держать ее и дальше, пока француз лоб себе об нее окончательно не разобьет.

* * *

Время давно перевалило за полдень. Семёновские флеши, еще утром похожие на новенькие обмазанные глиной