Шрифт:
Интервал:
Закладка:
“Боташ какой-то странный весь день” — подумала она. — “Сидит, ни с кем не разговаривает. Даже ни одного скандала не устроил. Может приболел?
И вчера тоже чудил. Ходил со свертком и так воровато оглядывался, как будто спёр чего-то. Увидев ее, вдруг повернул на девяносто градусов и полез в гору. Да ещё и оглядывался на нее через каждые десять шагов, как будто она за ним погнаться хочет. Хотя обычно все бывает наоборот, все стараются сбежать от Боташа. Противный склочный старикан частенько задирает односельчан. И вечно холеру в бок всем желает. Хотя, по сути, не злой, беды от него не жди, так напакостничать только. И уж точно, увидев удаляющуюся спину Боташа ни одному сельчанину в голову не взбредет ее добровольно догонять!
– “Да, случилось что-то. Или заболел или, не дай бог, у родных беда какая? Пойду, поговорю с ним” — И со вздохом направилась Патимат в его сторону.
Но Боташ на контакт не шел, когда Патимат подойдя к нему, спросила как он себя чувствует, пробурчал что-то себе под нос, вылез из-за стола и, не оглядываясь, пошел домой. Проводив его задумчиво-сочувственным взглядом, Патимат тоже двинулась к своему дому. Сегодня вот уже тоже задерживается с дойкой коровы. Надо поспешить, пока темнеть не начало. А к Боташу сходим вместе с соседкой. Пусть не дурит, старый хрыч. Надо чем помочь, поможем.
Доя корову, Патимат все время нервно вздрагивала, все казалось ей — вот сейчас объявится этот черт в козлином обличье и начнет хулиганить. То, думалось ей, еще не стемнело и нечисти можно не опасаться, то казалось, что после старинного обряда с черными курицами никакой козел уже не явится, драпал пожалуй до самого своего аула в преисподней и еще много лет сунуться в Кюн-Эл не посмеет. Закончила уже в сумерках и сразу унеся молоко в кухню и для надежности закрыв ведро крышкой и спрятав в шкаф под раковиной, легла на кровать. Почувствовав невероятное облегчение в спине и ногах она практически моментально заснула.
Боташ сидел дома на кровати и разглядывал золотой амулет. Полированная поверхность тускло блестела в свете ночника. Толстая тяжёлая цепь перетекала в пальцах как змея. Искусно изображённая голова козла смотрела на него хитро прищурившись, казалось вот-вот козел рассмеется своим противным голосом, тряся длинной жидкой бородой. Вчера он надел его себе на шею и то, что произошло потом, было как кошмарный сон. Сначала он увидел большого черного козла, в зеркале, в которое хотел посмотреть на себя с амулетом. Козел смотрел глумливо, рот его растянулся в похабной улыбке. Он подмигнул Боташу и дальше все как в тумане. Он помнил себя, почему-то на крыше дома. Но так смутно, как будто это был очень давний сон. Лёгкость в теле и ощущение огромной силы и неуязвимости. Ничто не могло ему помешать делать то, что он захочет. Все это как-то сумбурно и скомкано, сколько не силился, вспомнить хоть что-то конкретное не получалось. Проснулся утром в кровати, амулет лежал рядом на подушке. Как он его снял, как сам в кровать лег, тоже не помнил. А потом вышел из дома и узнал о ночных событиях в ауле. Слушая рассказы односельчан, в животе образовалась тошнотворная пустота, а сердце чувствительно закололо. То, что сделал им всем ночью черный козел, желал им когда-то Боташ. Вернее хотел сделать сам, ругаясь с каждым из них в разное время. Бабка Патимат сидела и доила свою дуру корову, когда он пришел к ней потребовать, чтобы она сама шла убирать у него под калиткой. Вышел утром из дома и наступил в свежую коровью лепешку! Кому это понравится? А она сказала, что не разрешает корове срать у него под калиткой и она, конечно будет наказана. И проведет с ней профилактическую беседу на будущее. В общем, сидела и просто издевалась! И тогда Боташу так захотелось взять это ведро с молоком и туда… Посмотрел бы он на ее рожу после этого, небось уже не было бы так смешно? А Тамук неделю назад его догнал на улице и сказал, что лавочка у башни общая и вернул ему шкуру, которую он прибил с утра маленькими гвоздями к крайнему месту, откуда видно дорогу. Так захотелось тогда взять этого трепача за грудки и въехать ему головой в переносицу…
Патимат снился сон. Она совсем маленькой девочкой бежит по улице домой, где ее ждет бабушка. Только бежит она по улице Кюн-Эл к своему дому, в котором никогда не бывала в детстве. Навстречу ей идет пастух, гоня перед собой небольшую отару овец. Он приветливо улыбается Патимат и машет ей рукой, хотя она его никогда раньше не видела. Патимат остановилась, помахала в ответ, но тут же побежала дальше. Она чувствует, что должна торопиться. Вот и окна родного дома, над крышей, из плетеной трубы курится легкий дымок. Подбежав к двери, Патимат тянет на себя дверь и сразу оказывается у очага. Рядом сидит бабушка, укрыв колени своим теплым вязаным пледом, который так хорошо помнит Патимат. Бабушка тепло улыбается ей и гладит по голове.
— Расскажи мне ту сказку. — просит Патимат.
Бабушка смотрит в огонь, в очках одетых на кончик носа, отражаются языки пламени. Она снимает их и протирает стекла носовым платком, как делала всегда перед тем, как что-то рассказать.
— Это не сказка, моя девочка. Это самое настоящее проклятие Кюн-Эл. Слушай же внимательно. Однажды, в те далёкие времена, когда по горам ещё ходили великаны деуле, явился в Кюн-Эл черт. Скучно ему было, искал он с кем бы поиграть. Стал к людям приставать, но люди прогнали его, игры у черта нехорошие, свяжешься себе на беду, потом не отвяжешься. Тогда придумал черт хитрость. Знал он слабость людей к богатству и драгоценностям, выковал в адском горниле золотой медальон. Да такой красивый, что не наглядишься. А внутрь заковал часть своей души черной. И подбросил вечером в аул. Первым нашел его пастух молодой. Одел на себя и превратился в черного козла. И давай куролесить! Ходит козел на задних ногах, всех задирает, кому тумака отвесит, кому забор поломает. А черт со смеху помирает, так ему весело. Никто с козлом справиться не мог, так до утра и куролесил. Утром нашли пастуха спящим дома, амулет рядом лежал. Забросили проклятый амулет подальше в реку. Но вот прошло