Свидетельство о наличии рабыни в хозяйстве рядового общинника во второй половине XVII в. дополняет наши представления о сложной социальной структуре населения Греции в период XX — XVII вв. Применение принудительного труда не только знатью, ном зажиточными земледельцами не оставляет сомнения в том, что в изучаемое время рабство уже теряло свои патриархальные формы.

Распространенность рабского труда в то время не поддается пока точному определению. По-видимому, труд подневольных людей ценился уже достаточно высоко: как отметили многие исследователи, в Греции II тысячелетия случаи ритуального убийства рабов сравнительно редки[49]. Это говорит о том, что ахейское общество того времени хорошо понимало значение рабочей силы невольника. На данное обстоятельство обратил внимание еще Я. А. Ленцман, объяснявший его тем, что в обществах с развитым рабством невольники высоко ценятся как товар[50].

Итак, ахейская культура не была однозначна. С развитием социальной дифференциации стали обнаруживаться различия в духовной жизни отдельных групп общества.

Указанным процессам способствовали даже чисто демографические факторы. Например, развитие мореходства в островной Греции, а также пиратства должно было повлечь некоторую обособленность населения, жившего этими промыслами. Ряд черт, свойственных только морским профессиям, был совершенно чужд пахарю или ремесленнику. Частые пиратские нападения на прибрежные поселения постоянно питали настороженное отношение сухопутного труженика к морским авантюристам.

Ярким выражением этих представлений является легенда о Талосе, медном великане, которого Гефест подарил Миносу для охраны его владений. Три раза в день великан обходил береговую линию Крита. Если чужеземцы приближались к острову, то Талос, накалившись, встречал их и сжигал в своих объятиях[51]. Видимо, в этом предании отразились воспоминания об эффективных мерах, которые принимали критские династы II тысячелетия для защиты своих берегов от пиратских набегов. Это подтверждает и рассказ Фукидида об уничтожении пиратства в Эгейском море Миносом.

Другим свидетельством важности этой проблемы являются данные о перемещении населения в Пелопоннесе в начале II тысячелетия. Исследованиями В. Мак Дональда и Р. Симпсона в этой части Эллады установлено, что в XX—XVIII вв. количество населенных пунктов здесь значительно возросло по сравнению с предшествующим периодом[52]. Характерно, что подавляющая часть вновь возникавших селений располагалась внутри страны, в удаленных от моря местах, хотя существовавшие еще в Раннеэлладский период прибрежные поселки продолжали свою жизнь. Последнее обстоятельство говорит о том, что растущее население обращало главное внимание на занятия агрикультурой и что мореходство привлекало в это время ограниченное число рабочих рук. Расположение поселений на изолированных, хорошо защищенных природой холмах показывает, что жители их стремились к максимальной безопасности. Как справедливо отмечали исследователи, среднеэлладское население Пелопоннеса предпочитало земледелие и скотоводство заморским сношениям и внешним связям[53].

Рост населения Эллады за счет контингентов, в жизни которых земля играла основную роль, обеспечивал преобладание земледельцев в обществе, несмотря на появление городских центров, правда, сначала не столь многочисленных. Однако новые условия вносили множество изменений в традиционные представления земледельцев. Нараставшее имущественное неравенство отдельных родов усугублялось тем, что выселявшиеся на новые места сельчане должны были затрачивать дополнительный труд и значительное время для освоения целины. Эти обстоятельства сказались на дальнейшем изменении характера внутриплеменных связей: постепенно нарастала социальная значимость самой мелкой общественной единицы — семьи.

Погребальные обычаи среднеэлладского времени свидетельствуют, что во всех слоях общества произошел переход от индивидуальных захоронений каждого общинника к практике погребений внутри обособленных семейных усыпальниц. Конечно, отмеченная перемена не носила внезапного характера, роль семейной гробницы изменялась по мере укрепления внутрисемейных связей.

Следует отметить, что семейный коллектив в эпоху усложнявшихся отношений внутри раннеклассового общества получал все большее конкретное значение для каждого социального слоя. Например, в крестьянском хозяйстве труд младших или подчиненных членов семьи доставлял очень важную подсобную рабочую силу. Работа по улучшению земли, полевой или садовой, обеспечивала благосостояние двух или трех поколений семьи пахаря. Напомним, что оливковое дерево начинает плодоносить лишь с 10—15 лет и сохраняет свою продуктивность на протяжении 70—80 лет.

В среде городского населения передача ремесленных навыков и наиболее совершенных орудий труда преемникам также способствовала усилению роли семьи как низовой общественной ячейки.

Обособлению семьи внутри общины могло способствовать развитие личной собственности. Погребальный инвентарь могил в Кирре и Коринфе показывает, что средний ахеянин уже имел в своей личной собственности мелкие, но дорогие поделки из золота, серебра, меди и драгоценных камней. Как известно, погребальный обряд связан с наиболее консервативными сторонами общественной идеологии и изменяется только после того, как в реальной жизни те или иные новшества получили полное признание. Поэтому следует заключить, что население страны уже начало осознавать последствия глубоких изменений в экономической и социальной структуре общества. Это обстоятельство должно было глубоко отразиться на представлениях людей того времени — силою хода вещей человек должен был отказываться от привычной мысли о безоговорочной общности членов своего рода и племени.

Нужно полагать, что вызревание институтов раннеклассового общества усиливало также интеллектуальную деятельность человека — теперь ему приходилось преодолевать не только производственные, но и социальные трудности. Перед каждой общественной группой вставала необходимость выработать свое отношение к новым явлениям материальной и духовной жизни. Наряду с возникновением новых понятий отрицались прежние моральные устои, становившиеся теперь непригодными. Последнее должно было происходить остро, так как обычно все общество и отдельные группы людей отказываются от старых норм лишь в результате напряженной внутренней борьбы, Короче говоря, создание нового мировоззрения требовало и от общества, и от составлявших его людей серьезных духовных усилий.

Разные слои общества направляли свои усилия в разные стороны.

Верхний пласт общества — царей и аристократии — вырабатывает особые представления о своей социальной сущности, резко отличные от аналогичных представлений широких масс свободного ахейского населения. Указанные явления прослеживаются с XVII — XVI вв. до н. э. Дошедшие от того времени памятники искусства позволяют судить о быте, воззрениях и вкусах ахейской аристократии. Можно говорить о явном стремлении знати к накоплению больших ценностей. Инвентарь погребений микенских царских семей из Круглых могильников В и А говорит об усилении такого стремления.

Можно заметить и постепенное складывание особых эстетических и этических норм в среде ахейской знати, о чем свидетельствуют памятники искусства с изображением охотничьих и батальных сцен. Очевидно в системе этических воззрений ахейской аристократии высоко ценились ловкость, смелость и сила. Для знатного ахеянина тема борьбы представлялась, по-видимому, особенно близкой — явление вполне естественное в условиях частых военных столкновений, а также борьбы за власть внутри господствующего слоя.

Вкусы микенских династов XVII—XVI вв. говорят о весьма развитых потребностях этой группы населения. Разнообразие форм и назначения